Глава 1.

              

-         Нас там не было. А  потому никто сейчас с полной  уверенностью  не может сказать, как все произошло... 

 

                                                                                                                      Фраза одного умного человека

 

***

Лето, 1456 год.

 

Солнце клонилось к горизонту, накрывая город багровым покрывалом предзакатного света. Золотисто-алый луч скользил по куполам церкви, флюгерам домов, башням замка. Скользнув по стене, он замер у одного из окон, заставляя поморщиться человека, наблюдающего за закатом над Тырговиште.

Черноволосый  мужчина, стоящий у окна, хмурился.   

Он был не в духе с того самого момента, как вернулся Раду. Послал мальчишку разведать обстановку, а тот плетет байки о вурдалахах. Может, конечно, нечисть и существует – как же без того – но только вряд ли нечистые будут показываться людям. Живут они в лесах да в банях, а к людям если и лезут, то поделом. Но чтобы вурдалахи в замках обитали – о таком не слышал.  Привиделось мальчишке с пьяных глаз. Хлебнул, небось, для храбрости, да сил не рассчитал.

Вот и плетет теперь. Хоть на Раду это и непохоже было: не стал бы меньшой надираться, выполняя его задание. И уж точно – врать бы не стал. С перепугу привиделось? - Так не пуглив ведь, бабьих сказок никогда не боялся.  Чтоб не сказать больше: иной раз безрассуден и горяч по молодости, вечно приключений ищет.

"Нечисто дело", - думалось господарю.

-         Вурдалахи? Раду, сколько ты навернул для храбрости?

Господарь хмыкнул и развернулся к брату.

Раду поежился под тяжелым взглядом старшого.

-         Мне не привиделось. Влад, я не девка нецелованная, пуганая – могу отличить собственных похмельных чертей от  того, что было на самом деле. Двое вурдалахов, молвят по-нашенски, но говор чужеземный. Один постарше выглядит, второй помоложе... Влад! – Раду повысил голос, видя, что брат наблюдает за ним с усмешкой. – Я не был пьян! Леший тебя забери,  я говорю правду!

-         Не сомневаюсь. Вот что я тебе скажу, Раду, - господарь отодвинул кубок с вином и приобнял брата за плечи. Раду поморщился – Влад делал так каждый раз, когда готовился изречь очередную гадость. –  Как-то раз у Богдана я знатно надрался на пару со Штефаном. Был повод... Выпили мы, стало быть, по четыре кувшина на рыло, а потом отправились приключений искать на свою... голову. – Тон господаря был спокойным и серьезным, но Раду знал своего брата достаточно хорошо для того, чтобы понять: Влад ехидничает. -  Так ты не поверишь – кого мы только не видели: и чертей разномастных, и русалок, и перевертней. Наматывают они круги вокруг нас, а сами в сторону поглядывают. Ну, развернулся я и вижу – сидит на бревне белка, здоровая такая, жирная, что твой боров. И палкой машет. Ну, так вот черти-то наши и поглядывают на нее, она палкой вправо махнет и черти туда, влево – ну, как водится, влево... Так и бегали до утра.

Влад хмыкнул еще раз и плеснул себе в кубок вина.

-         Влад, - встал Раду. – Вот что. Твое дело – верить или нет. Но повторяю еще раз: в Лугошоаре живут вурдалахи. Они себя только называли по-другому... как же... А! Вампирами!

Господарь вздрогнул и метнул быстрый взгляд на брата.

-         Как ты сказал? Вампиры?

Раду с удивлением посмотрел на брата. Тон, которым была произнесена последняя фраза, отличался от того, который Влад взял с самого начала беседы. Господарь внезапно встал и подошел к Раду.

-         Как ты сказал?

-         Вампиры, - недоуменно повторил Раду, не понимая, что именно так насторожило брата.

Влад тряхнул головой, и густые, черные, как смоль, волосы рассыпались по плечам. Мальчишка мог выдумать что угодно – привиделось ему или спьяну – но вот чужестранное слово «вампир» он знать не мог. Влад и сам бы его не знал, да вот только вчера путник один с Запада приехал, байки тамошние рассказывал – Раду никак не мог этого слышать.

-         Так, - Влад снова уселся в кресло, подпер щеку рукой и внимательно посмотрел на брата. – А ну-ка давай с начала. Еще раз. Только спокойно. Постарайся ничего не упустить.

Раду вздохнул, прикрыл глаза и начал рассказывать...

-          ...значит тот вампир, что помоложе, и говорит: «Вернешься домой и передай своему господарю, что мы останемся здесь. Мы предлагаем ему сделку – он дает спокойно жить нам, а мы – гарантируем, что не станем вредить ему».

-         Как он узнал, кто ты такой?

-         Я не знаю, Влад... – Раду опустил голову, стараясь подавить досаду, сдавливающую сердце. – Я не знаю, почему я сказал ему... да, видимо я выболтал – иначе, как бы он узнал? – но я ни черта не помню. Прости, я не...

-         Я знаю, что ты язык на привязи держать умеешь, так что – не оправдывайся, – прервал Влад брата. – Если все так, как ты говоришь –  а ты не врешь мне, знаю –  значит, мы столкнулись с силой, с которой раньше не сталкивались. Так...

Он снова отошел к окну и задумался. Солнце уже скрылось за окоемом, закатный туман окутал холмы за городом. Но Тырговиште не затихал даже ночью – загорались окна в боярских домах, и даже здесь, в личных покоях господаря было слышно, как шумит внизу, в пиршественной зале, застолье. Пиры начинались обычно часов в восемь вечера и гремели до самого утра. Кто покрепче, тот высиживал до рассвета, иные бояре и воеводы разбредались пораньше – тискать девок. Хоть для всех прочих с момента его вступления на престол Валахии существовал неписаный закон целомудрия – а для девок да молодиц особенно – своему двору Влад позволял расслабиться. Что далеко заглядывать: Раду вечно в овес норовит прыгнуть, да подальше. Давеча в монастыре чуть не застукали – совсем стыда неймет меньшой. Бояр да мужиков казнишь за непокрытое прелюбодеяние, а собственный брат под носом монашек топчет. Сам Влад по девкам бегал редко – не до них было.

...Три года назад, в 1453 году, Мухаммед захватил Константинополь, А это означало окончательное падение Византийской империи. В октябре, спустя два месяца после вступления Влада на валашский престол, после победы в Белградской битве, на время остановившей движение турок на запад, от чумы, разразившейся в военном лагере, скончался Янош Хуньяди – убийца старшего Дракона. Нельзя сказать, что это опечалило господаря.

Влад усмехнулся, вспомнив, как ему сообщили о смерти Яноша. Он едва сдержался от торжествующей  улыбки – все-таки, дань приличию стоило отдать. Но после того как отбыли послы, они с Раду напились на радостях.

«Он сделал то, что должен был сделать. Он признал мое право на престол. А теперь – пусть горит в аду. За тех чертей, что будут его поджаривать!», - произнес тогда господарь, поднимая кубок.

Глядя на брата, Раду не мог понять: как можно так сильно ненавидеть? Да, он тоже недолюбливал Хуньяди, но, вглядываясь в тот вечер в бездонные зрачки Влада, он понял, что значит: ненавидеть по-настоящему. Черные глаза старшего полыхали таким ярым пламенем, что, казалось, еще немного и огонь ненависти, сжигающий его душу, вырвется из-под контроля и накроет леса и горы Валахии...

«У тебя сердце Дракона», - только и смог сказать тогда Раду.

Слова брата крепко врезались в память господарю...

Со смертью Яноша со старыми счетами было покончено. Матиаш, заменивший Ладислава Постума на престоле Венгрии, сразу же начал поглядывать в сторону Земли-За-Лесами. Больших трудов стоило отстоять свое право  господаря, но ценой интриг, обещаний и угроз он удержал трон. Коалиции Сигизмунда уже не существовало, а потому вся тяжесть борьбы против османов упала на плечи валашского господаря, не располагавшего столь мощными ресурсами для ведения военных действий, какие были в распоряжении бывшего фактического правителя Венгрии Яноша, а теперь и его сына. Нужно было делать все возможное, чтобы приобрести влияние и силу. И делать быстро – еще в юности он понял, что судьба государства иногда решается за несколько дней. Как только он захватил власть, собственными руками убив Дэнешти, то сразу же, вопреки желанию Яноша, он направил послов к Мухаммеду с предложением заключить перемирие, при этом, со своей стороны, он обязался выплачивать ежегодную дань Османской империи. Влад понимал, что при нынешнем положении в стране, с существующим разбродом в армии, он не был противником султану. Мухаммед мог бы стереть его с лица земли одним движением руки. Не с войны нужно было начинать. Охота на волков начинается тогда, когда своя свора не грызется меж собой. А свора бояр тянула на себя одеяло власти так, что треск был слышен даже в Польше. Сейчас нужно было приструнить расходившееся боярство и показать, кто в стране настоящий господарь, а заодно и добиться реальной власти над всеми владениями, которые принадлежали ему по праву и формально. За стенами города выросли колы и виселицы...

Ему нужно было добиться прочного  союза с Матиашем, тем самым обеспечить себе дружественное соседство и быть уверенным, что Венгрия нуждается в его силах. Значит, необходимо было формировать новую армию, новое боярство, оживлять торговлю, почти загубленную Дэнешти. В общем – начинать все сначала.

...Турки удовольствовались обещанием нового валашского господаря. Хотя Мухаммед не поверил в его лояльность, начинать военные действия не имело смысла. А Влад слишком хорошо помнил и Адрианополь и Эгригёз. Но эта месть была пока впереди.

Он понимал, что для успешного ведения любой войны, а уж тем более с таким грозным соперником, необходимо было укрепить свою власть и навести порядок в собственной державе...

А теперь еще и это. То, что произошло с Раду лежало за пределами человеческого понимания. Гибкий и быстрый ум господаря пытался найти реальное объяснение произошедшему. Итак, Раду не лжет – не водилось такого в его семье: врать друг другу. Если бы меньшому привиделось все это, то он не знал бы этого слова «вампир». Упыри и вурдалахи здесь водились. А вампиры... Значит правда – что-то было. Стали бы мятежники создавать себе такую славу? Вряд ли, слишком опасно: можно доиграться в вурдалахов и перевертней до того, что окрестные крестьяне засадят осиной промеж глаз. Да и не смогли бы они так убедить Раду – несмотря на молодость, у парня была сильная воля. Да и в голове не кисель был.

Вчерашний гость, назвавшийся Мортимером, упоминал о вампирах. Говорил, что они такие же, как и местные – кровососы – только выглядят пристойно, не дикие. Но от людей можно все-таки отличить: бледные они, тени не отбрасывают, святого креста и воды боятся...

-         Раду, - не оборачиваясь, задумчиво спросил господарь. – Как они выглядели? Тебе ничего не показалось странным?

Раду задумался. Если не считать того, что один из этих вомпёров превратился в волка, что они заставили его выболтать все, что он мог выболтать, что они едва не поужинали братом господаря –  ничего необычного не произошло.

Влад, казалось, спиной увидел как Раду недовольно дернул плечами.

-         Спокойно, меньшой. Постарайся сосредоточиться. Мне нужны даже самые мелкие детали...

Раду, потер руками виски. Итак, мелочи...

-         Они были слишком бледные, как для людей. Перемещаются быстро, глазом не заметить. Один в волка превратился. И вот еще... когда я уходил, то услышал, как крылья захлопали – знаешь, как кожан летает? – Может, они  кожанами оборачиваться могут? И... кажется, они мысли читают. Перед тем, как я отключился, один из них – тот, который верховодил – заставил меня взглянуть ему в глаза...

-         Так... Хорошо...

Влад снова вернулся в кресло. С привычкой старшого не сидеть на одном месте Раду свыкся уже давно. Господарь скрестил руки под подбородком и, по-прежнему наблюдая за пляской вечерних туманов, произнес:

-         Вчера путник один приехал, ночлега просил в замке – так вот он рассказывал о вампирах. Говорил, что упыри и вурдалахи – это дикие вампиры. Говорил еще, что кожа у вампиров – словно лед под снегом на Рождество – бледная, гладкая и холодная. Волками да кожанами оборачиваться могут. Раду, - господарь медленно обернулся к брату и пристально посмотрел на него. У Влада был тяжелый взгляд – те, кто видели его впервые, очень редко не опускали глаза, но Раду привык к нему еще с детства.  – Как ты мыслишь, а не слишком ли это удачное совпадение, чтобы быть таковым? Ты возвращаешься из Лугошоара, где натыкаешься на вампиров, а я за день до того встречаюсь со случайным путником, который подробно объясняет мне, кто такие вампиры и чего они боятся?

Младший брат господаря хмыкнул.

-         Что ты хочешь сказать? Что это все подстроено?.. Хотя, погоди, Влад. Давай-ка разберемся с самого начала. Так ты мне все-таки поверил? Пытаться сообразить стратегию, когда думаешь о том, что противник просто может быть, это все равно, что тешить себя на сухую руку.

Влад сцепил пальцы рук и поморщился, услышав шум, доносящийся снизу. Бояре гулять умели.

«Только это они и умеют делать», - подумалось господарю.

-         Я не ставлю под сомнение твои слова. Я знаю, что ты не лжешь мне. И слово «вампир» тебе не должно быть знакомо. А это значит, что ты действительно видел кого-то. Что ж, давай предположим, что у нас в Лугошоаре действительно обитают вампиры.

-         Уже лучше, - буркнул Раду, чувствуя себя совершенно обессиленным. – Проще заставить черта  перекреститься, чем тебя в чем-то убедить.

-         Ты что-то сказал, меньшой? – нехорошо прищурился господарь.

-         Ничего, Влад, - быстро ответил Раду. – Может, не будем отвлекаться?

Влад хмыкнул. Он прекрасно слышал слова брата, но решил не обращать на это внимания. Назревала более серьезная проблема, чем воспитание меньшого.

-         Расскажи, лучше об этом госте, - Раду встал с кресла и пошел к окну. На полпути он поймал себя на мысли, что они с братом, вроде как, почетную стражу сегодня у окна несут. Подумал – и вернулся обратно в кресло. Но на месте не сиделось.

Влад вдруг поднялся.

-         Микош! - кликнул он.

На зов господаря незамедлительно явился  невысокий, коренастый слуга и склонился в откровенно раболепном поклоне. Нынешнего господаря боялись – не приведи Господь, не так что сделаешь – казнит не задумываясь. Хотя нет, этот-то – не чета его папеньке –  как раз и задумается. Казнить он любил, как говорили в народе, «с выдумкой».

-         Оседлать Полуденицу и Ворона. И быстро.

-         Что ты надумал, Влад? - спросил Раду, когда слуга быстрее ветра вывинтился в коридор.

-         Ты можешь здесь нормально думать? – сверкнул глазами господарь. – Я – нет. Поэтому  поедем, проедемся. Поговорим спокойно. И...

Влад на мгновенье замер, над чем-то раздумывая, а затем стремительно вышел в коридор. У дверей развернулся и бросил меньшому:

-         Подожди меня.

Когда за господарем захлопнулась дверь, Раду фыркнул: Влад снова что-то задумал.  Это значило, что старшой затевает очередную интригу. Ничем хорошим интриги господаря просто не должны были  заканчиваться, но Владу фантастически везло – даже самые на первый взгляд провальные затеи оборачивались успехом.

Быть может, дело не только везении, впервые задумался Раду.

Задумался и содрогнулся. Идея ввязаться в историю с вурдалахами прельщала ровно столько же, сколько идея снять штаны перед султаном и покрутить перед его носом голым задом.

Раду сглотнул внезапно подступивший к горлу холодный ком необъяснимого страха.

 

***

На Тырговиште опустилась ночь, и засыпающие лесные холмы за городом укрывались одеялом  туманов, сквозь которые то здесь, то там вспыхивали мерцающие искры – светляки. Казалось, покрывало туманов покрыто серебряной вышивкой упавших с вечернего неба звезд. Постепенно смолкали голоса птиц, едва слышный шум предзакатья. Ночь расплетала косы над долинами и виноградниками, щедрой горстью разбрасывая семена сна по людским домам, лесам и холмам. Ночь пробуждала спящих днем.  Осторожные шорохи крыльев, тихий смех вил, скрипучее недовольное бормотание водяника, отчитывающего русалок... А в домах домовики уже допивали выставленное для них заботливой хозяйкой молоко и готовились к еженощным делам – гриву ли коню вычистить, банника от хаты отвадить, да хозяйке молоко скислить.  

Туманы плели узоры по долинам...

 

Господарь Валахии держался на лошади так, словно родился в седле. Выпрямившись, он слегка прикрыл глаза и вдохнул аромат ранней ночи – запахи тимьяна и бессмертника. 

Он любил такие вот ночные прогулки один на один с просыпающимися ночью духами земли. Своя земля давала силу даже тогда, когда все летело в преисподнюю. Сила Земли-За-Лесами поддерживала своего хозяина и за сотни верст от дома –  земля виноградников, лесов и духов, которые так и не покинули ее с приходом Бога Единого. Эта земля предназначена его роду по праву: никого больше она не примет – на крови и костях осмелившегося посягнуть на ее силы взойдут высокие травы, а предсмертный вздох станет ветром, раскачивающим ивовые качели вил да русалок. Никто не придет на эту землю господарем, никого не примет Земля-За-Лесами...

Господарь спрыгнул с лошади и кивком приказал брату спешиться. Раду последовал за ним. Они стояли на небольшой, поросшей чабрецом, поляне, и сладкий густой аромат висел в воздухе, навевая сон. Но Владу ночное марево было нипочем. Господарь  слыл в народе неутомимым – в бою ли, в пирах ли, на ложе ли.

Откинув назад смоляные вьющиеся волосы, он уселся на траву.

-         Итак, меньшой.

Раду опустился рядом с братом.

-         Вампиры... Вурдалаха.

-         Влад, - осторожно начал Раду. Уже позже станут говорить, что младший унаследовал рассудительность и осторожность отца, тогда как среднему и старшему сыну досталась огненная душа матери.  – Послушай, что ты задумал? Я же вижу, что тебя заинтересовала эта нечисть. 

Господарь только хмыкнул.

-         Этого, меньшой, не увидит только слепой. Да, меня заинтересовали те, кто поселился в Лугошоаре. Те кровососы, что обитают в нашей земле, тупы и дики. Я о вурдалахах. Они похожи на человека так же, как я на девку. Да, они бессмертны, они способны молниеносно перемещаться, говорят, они могут так же обращаться в зверье разное. Только вот мозгов в них, как воды в дырявой бочке. Нет, мне это не подходит... – Влад растянулся на земле, задумчиво глядя на загорающиеся звезды. Казалось, он забыл о присутствии меньшого брата и рассуждал вслух. – И вот странно – появляется странник, который рассказывает мне о «вампирах», как я понял это что-то вроде наших варколаков. И силой равны... только вот затмения вызывать не могут – хоть в это-то мне слабо верится: ну представь, что наши каждый раз, когда им  угрожала бы опасность, вызывали затмения. Нет. Это легенды... Дети Дракона уже давно не ходят по нашей земле... Когда последний раз было затмение... Легенды. Но то, что сказал этот Мортимер – похоже на правду. Только зачем ему все это рассказывать, вместо того, чтобы рассказать об обычаях других стран, о политической обстановке, как бы так молвить... глазами изнутри. Нет – он начинает рассказывать легенды о вампирах. Возможно, он прибыл сюда с какой-то целью?.. Он подробно рассказывает мне эти байки, описывает, как выглядят вампиры, что они делают... он смотрел на меня странно: так, словно ожидал от меня реакции. Он здесь не случайно, меньшой. Он здесь не случайно, - повторил Влад, не меняя положения и, все так же, не глядя на брата.

Казалось ему удобнее размышлять, ни на кого не глядя. Глаза господаря по-прежнему изучали ночное небо, но смотрел он внутрь себя. Еще в Эгригезе он сошелся с одним турком – старый дед был и мудрый. Не похож был на остальных янычар – диких, неуправляемых, развратных и грешащих мужеложством. Карим был одиночкой. В крепости он доживал дни – руки в бою оставил, а воин без рук – не воин. Держали из милости. Влад поморщился, вспомнив, как агалары крепости обращался со стариком. С тех пор Влад дал себе слово помнить не только предательство да трусость, но и воздавать своим воинам за храбрость и верность. Карим-то и надоумил Влада бежать. А еще научил многому. Карим говорил: «Если не можешь чего-то понять, если думаешь, что «быть того не может!» – ложись на землю, закрой глаза и весь мусор из головы выкинь. Запомни: все воля Аллаха, Христа – по-вашему. Если поймешь, что все в этом мире может быть даже самое невозможное, тогда для тебя не будет загадок». Влад запомнил слова старика. В Стране-За-Лесами может случаться все.

-         Если допустить, что тот человек пришел сюда не просто так, то что его могло привести? Рассказывая о вампирах, он ждал от меня чего-то. И в тот же вечер возвращаешься ты со своим рассказом о вампирах в Лугошоаре. Итак, у этих вампиров, говоришь, выговор бы не наш? И в замке они обосновались недавно. Значит – они чужаки и перебрались сюда недавно. Зачем им заброшенный замок? Говоришь, на мужичье они были не похожи... А этот вчерашний гость так подробно рассказывал мне о том, как изничтожить тварей... Так вот в чем дело...

Глаза господаря медленно разгорались огнем догадки. Расслабиться и вымести из-под ковра сознания весь мусор – это помогало. Картина четко складывалась в его голове. Раду только молча следил за братом. Иногда ему казалось, что старшой чарует – иначе, как он мог так легко догадываться о том, что происходит?..

-         Вот что, Раду. Представь себе, что двое – или несколько – вампиров живут в одной стране, может Англия или Франция. Кровь сосут у окрестных жителей. Что бы наши мужики сделали, а Раду?

-         Взяли бы колья да крестным ходом на кладбище пошли, вурдалаха бить, - пожал плечами меньшой.

-         Правильно. А кто сказал, что чужаки другие?.. Так, давай дальше. Эти допекают округу, а селянам это не нравится. И, стало быть,  находится рано или поздно кто-то, кто точно знает, как с ними бороться и кого эти вампиры бояться. Бояться настолько, что бегут в другую страну. Охотник идет по следу. Как проще всего ему получить поддержку в чьей-то земле? Правильно: добиться поддержки от самого хозяина земли... Вот кто наш гость, Раду, – охотник. И ищет он тех, кто скрывается в Лугошоаре. То-то я смотрю он с нашим отцом Николае пошел языком чесать, да резво так… Что ж, похоже, это действительно совпадение – его приезд  и твое возвращение.

Влад усмехнулся. Он знал, что перевес всегда будет на стороне того, кто мыслит на два хода вперед противника. Сейчас спутанные нити сплелись в стройный узор истории.

Раду с удивлением смотрел на брата. Точно говорят: сердце Дракона.   

-         Что ты собираешься делать, Влад?

-         Мне нужны сильные союзники. Причем такие, каких нет ни у Мухаммеда, ни у Матиаша. И мне все равно от кого они придут. Если я смогу поставить себе на службу вампиров...

-         Даже не думай, Влад! – Раду даже вскочил с земли.

-         Что такое? – с легким оттенком раздражения  переспросил господарь. – Ты боишься?

На сей раз, в голосе Влада явно слышалась нотка презрения.

-         Нет, старшой, - медленно и четко произнес Раду. – Ты знаешь, что я никого и ничего не боялся. Потому  не гневи Бога. А с нечистью связываться – грех, каких мало.

Господарь приподнялся на локте.  Голос зазвучал спокойно и очень тихо, но звучал он подобно звону двух скрещенных клинков, отдавал металлом – звучал как всегда, когда Влад был крайне разозлен. Глаза господаря  потемнели от гнева.

-         Грех, говоришь? Грех? Убивать – не грех? По монастырям монашек топтать, с мужами на ложе возлегать да прелюбодействовать – не грех? Предавать не грех?  То, что сделали с отцом и Мирчей – забыл? А? Ну, так  что скажешь, праведник сопливый?! Что в этом мире не грех?..

-         Влад... Душу погубишь.

Взгляд Раду был настолько теплым, что злость на брата погасла, как вспышка молнии.

-         Меньшой. Я хочу удержать свою страну, - чуть сбавил тон господарь. – Я всего лишь хочу остаться хозяином на своей земле и не отдать ее на разграбление мусульманам. И если мне нужно будет душу продать – продам. Но Господь со мной, Раду. Со всеми нами. И мое дело – его дело. Я им не по зубам, брат. Я знаю это.

В голосе господаря звучала уверенность, накрывавшая всех, кто был рядом. Только сейчас Раду понял, почему за Владом шла его армия: они не просто боялись его до смерти. Воины его любили за эту святую уверенность в собственных силах. Влад мог достичь невозможного.

Раду покачал головой. Ладно, чем леший не шутит – кто знает, может и удастся.

Господарь уже гнал своего коня по направлению к городу...

 

***

Чад от факелов мешал разглядеть то, что происходило в двух шагах. Но боярам это не было помехой. Пир гремел уже третий час – иные уже тискали служанок по углам, иные громко спорили о целесообразности введения последнего права «первой покупки» при транзитном следовании товаров: любой приглянувшийся товар местные купцы имели право приобрести, даже если хозяин намеревался везти его дальше.

-         ...запретил купцам-колонистам розничную торговлю у нас?

Вистерник1 Илиаш мотнул головой. От выпитого на лице проступили малиновые прожилки, сквозь шум пира его голос прорывался без труда. Прозвище «Козлиная Глотка» он заработал не зря – за глаза поговаривали, что Илиаш переблеет хоть черта лысого. Однако в глаза боялись слово поперек молвить – род его был старым и влиятельным, да и сам боярин пост немалый имел. На него, небось, и нынешний-то господарь руку не поднимет, даром, что косит боярские головы, как косарь ниву.

-         А я говорю, что все это – очередной выпад господаря против трансильванцев. Ох, допросится он – на этих трехразовых ярмарках и так цены выросли, что твой хрен пред девкой в бане. Шелка, вон, по какой цене загоняют! Чего он пытается добиться?  На рожон лезет. А турки? Папашка-то его такой же был – не сиделось на месте, все в драку лез. Жигмонд все это начал, а тот, стало быть, продолжил. А где сейчас Жигмонд? А Дракул где? Вот-вот... А наш-то папашу своего переплюнул на три версты. Сиди себе спокойно, дань плати и живи припеваючи... С воинством чего делает? Издревле закон вели – а наш-то рушит все, по их обычаям все делает – подавай ему личную гвардию! Одним словом: на рожон лезет.  Да весь его род такой – что Дракул, что Мирча Старый,  да и брат его старшой таким был – что из пекла выскочил...

Илиаш разгорячился, крепкое виноградное вино ударило в голову. Он не замечал, что остальные бояре давно притихли и слушают его, опустив глаза. Молча.

-         И многих ты господарей помнишь, Илиаш? – низкий, хрипловатый голос разом накрыл речь боярина.

Илиаш встряхнулся. Хмель моментально выветрился из головы, и червячок страха затрепыхался внизу живота.

Напротив, небрежно откинувшись в кресле, подперев щеку рукой, сидел господарь.

Влад смотрел на боярина, спокойно ожидая ответа. Тот сглотнул подступивший к горлу ком. В голове лихорадочно проносились мысли: «Не посмеет... Наш род старый... Казнит меня – остальные вскинутся. Да и казна... Просто к словам не придерется – повод мал»

-         Ну? Так скольким же господарям ты служил? – все так же спокойно переспросил господарь.

Илиаш поморщился и, не усмотрев в вопросе ничего подозрительного, стал перечислять:

-         Как же, господарь, хорошо помню... Владислав Дэнешти до тебя господарствовал. Потом до него Бесараб был, наместник Яноша, вечная ему память, а до того брат твой старший – Мирча, а до него – батюшка твой – Дракул.  Мирчу Старого, деда твоего помню. И Дана-старшего...

-         И ты всем им служил?

-         Верой и правдой, господарь, – ответил Илиаш, внутренне поежившись.

Ему почему-то вспомнилась та ночь, когда старшего брата господаря – Мирчу –  его слуги вытаскивали из покоев на растерзание толпе.

«Дракон вернется!»

Илиаш вздрогнул – здесь в зале, в застывшем от напряжения, звенящем  воздухе он явственно услышал голос сброшенного ими с трона двадцатилетнего господаря. Именно эти слова  выкрикнул Мирча, когда ему к глазам подносили раскаленный прут. Видение скользнуло перед его внутренним взглядом и сменилось другим. Илиаша снова передернуло: вспомнилось, как по приказу тогда еще семнадцатилетнего Влада вскрыли могилу Мирчи, вспомнился взгляд юного господаря, устремленный на перекошенное судорогой лицо покойника: он словно смотрел в пустые глазницы старшего брата... Картина вновь сменилась: колья с дергающимися на них телами, хрип обреченных, их лица с выжженными глазами...

Илиашу повезло в прошлый раз – сумел отговориться, выкрутиться, смолчать, где надо, указать, на кого надо...

«Дракон вернется!»

Боярин почувствовал, как липкий холодный пот заструился по спине. 

В воздухе натянулась незримая нить растущего напряжения. Влад молча наблюдал за боярином. Этот тяжелый взгляд не мигающих черных глаз был страшнее любых слов. Господарю не исполнилось и тридцати, но под его взглядом каждый чувствовал себя словно пред оком легендарного Карпатского Дракона – всезнающего и безжалостного.

«Да что я – девка слабая!», - подумалось Илиашу. Он скрипнул зубами и решил не отводить взгляд.

Пир затих. Бояре наблюдали за этой молчаливой схваткой.

Взгляд господаря давил к земле, и, наконец, Илиаш не выдержал – опустил  глаза долу.

-         Ты один – и служил стольким господарям. Так что ж причиной тому, что правители так часто меняются? Уж не ваше ли, боярское, вероломство, Илиаш? – голос Влада был тихим. Очень тихим. – Хороший боярин не переживет своего господаря. Служил, говоришь, верой и правдой моему брату и отцу?.. Негоже заставлять их ждать такого верного слугу. А службу твою верную, земную я уважу. Кол с позолотой для тебя поставят, как и положено боярину высокого рода. Стража!..

Окрик господаря, словно раскаленный кинжал, разрезал пелену напряжения. Бояре сидели, словно громом пораженные – впервые господарь осмелился поднять руку на боярина такого старого и высокого рода. Это значило, что отныне никто не может чувствовать себя в безопасности под прикрытием титула.

Где-то в глубине сознания, вперемешку с облегчением и леденящим душу страхом, роились нечеткие мысли о том, что и повода-то не найдется придраться к словам господаря. Все чин чином обставил.

Помертвевшего Илиаша вывели из зала армаши1, воины из личной охраны Влада – Псы Дракона называли их в народе. 

Господарь отхлебнул из кубка вина и обвел глазами бояр.

-         Может еще кто-то желает перечислить господарей, которым служил?

Желающих не нашлось. 

Господарь кивнул сидящему по правую руку брату, поднялся и стремительной походкой вышел из зала. Раду не стал задерживаться и вышел следом.

Догнав брата, он рассмеялся.

-         Хорошо ты его, старшой!..

Влад пожал плечами и усмехнулся. Илиаш ему давно не нравился.

-         Ну и шуточки у тебя, - снова хмыкнул Раду.

Потом, вдруг посерьезнев, произнес:

-         Как бы только они снова против тебя заговоры не стали плести.

Влад отбросил за спину волну черных волос и пренебрежительно бросил:

-         Пусть плетут... если осмелятся. Ладно, пойдем-ка ко мне, обсудить кое-что надобно.

...В зале висела мертвая тишина. Бояре переглядывались, понемногу приходя в себя.

 

 

***

Мортимер был высоким, мускулистым человеком. Яркие серые глаза выделялись на странном матово-белом лице без единой морщинки. На вид ему сложно было дать больше тридцати лет, однако глаза говорили, что на самом деле этот человек намного старше. Время было далеко заполночь, но гостю господаря, видимо, не спалось – он сидел за столом и писал.

Внезапно он оторвал взгляд от листа бумаги.

Внизу, в пиршественном зале воцарилась странная тишина. Скорее всего, объявился господарь. А  нынешний господарь редко радовал своих вассалов хорошими новостями. Мортимер усмехнулся. Странный человек он – этот Дракула: жестокий, безжалостный, казнящий своих подданных с какой-то варварской фанатичностью, и в то же время его можно было назвать праведником. А вера? Нынешнее положение Мортимера позволяло очень чутко улавливать подобные вещи. Вот из кого получился бы отменный охотник: фанатичная целеустремленность, внутренняя сила, способная вести за собой, непробиваемая вера вполне могли бы сделать своего обладателя главой Второго подразделения. Поначалу он согрешил на господаря, заподозрив в нем вампира. Однако, как оказалось, ошибся. Ну, что ж... В любом случае следы исчезнувшего Дома де ла Марка вели сюда, в Валахию. Он с уцелевшими вампирами из своего выводка должен быть где-то поблизости.

 

…правило второе: в живых никого не оставлять...

 

Мортимер задумался...

Де ла Марк со своим выводком некогда обретался в замке казненного Жиля де Рэ. Сведения об Этьене де ла Марке, находящиеся в распоряжении Второго подразделения, говорили о том, что Храмовник, как стали называть его в последнее время, в 1429 году принимал участие в снятии осады с Орлеана в войсках Жанны д'Арк, в качестве наемника некоего барона де Рэ, из партии арманьяков. А де Монморанси-Лаваль барон де Рэ был одним из приближенных Жанны. Затем на одиннадцать лет Храмовник исчез из поля зрения охотников Второго  подразделения. По прошествии этого времени он снова объявляется во Франции – 1440 год, год казни одного из маршалов Франции – Жиля де Рэ, колдуна, убийцы и содомита. Мортимер это очень хорошо помнил. Именно де ла Марк встретил его тогда, на дороге...

Мортимер прикрыл глаза, вспоминая минувшие события, произошедшие около двадцати лет назад. Памятный 1440 год... Дорога... Воины Селима бросили его на дороге, сразу после Превращения. Он не мог двинуться, боль все еще разливалась по телу, а за горизонтом медленно разгорался рассвет. Он знал, что скоро наступит Сон – с особенностями существования вампиров он был очень хорошо знаком... От первого Сна его пробудило чье-то прикосновение. Да, это был де ла Марк – Мортимер позже узнал, что в тот день на дороге он встретился с Храмовником. За спиной бывшего тамплиера маячила крытая повозка... Де ла Марк сказал тогда, что не может уделить ему внимания – у него в повозке раненный. Это решило все. Мортимер слышал об охотниках, которые становились вампирами и меняли мировоззрение. Возможно, он бы его тоже изменил – если бы... если бы не тот холод, которым встретили его первые дни вампирской жизни. Селим, который в качестве мести охотнику превратил его в вампира и бросил на дороге, наедине с пропастью неизвестности, де ла Марк –  первый встретившийся и отказавший в помощи вампир... Если бы, если бы...

Мортимер тряхнул головой. В любом случае сейчас он тот, кто есть: вампир-охотник. Вампир-ренегат. Это его уже не волновало. А с де ла Марком они встретились еще раз, во Франции – именно благодаря его, Мортимера, наводке машкульское гнездо было уничтожено. Что ж, третья группа тогда была уничтожена, но Дом де ла Марка так же понес потери.

«Так, стоп», - одернул себя Мортимер. – «Не об этом речь сейчас. Итак, Храмовник участвует в снятии осады с Орлеана. Затем пропадает на одиннадцать лет. Затем я встречаю его на дороге, и, по его словам, он везет раненного. Возможно, кого-то из его Птенцов. Спустя несколько лет, де ла Марк объявляется в замке Машкуль, замке покойного Жиля де Рэ, с новым Птенцом. Еще спустя несколько лет я встречаю в Машкуле Птенца де ла Марка, назвавшегося Жильбером де Краоном. А де Краон – это девичья фамилия матери барона де Рэ. Интересный Птенец у де ла Марка...»

Мортимер усмехнулся. Жильбер де Краон, прозванный Оборотнем, появившийся двадцать лет назад – как раз, когда некий маршал Франции закончил свой земной путь – уже успел приобрести известность в рядах Второго подразделения...  Жиль де Рэ?

...Стук в дверь выдернул Мортимера из размышлений.

-         Да, я не сплю, - откликнулся он. – Заходи.

В дверь просочился слуга.

-         Господина желает видеть господарь. Если господин не спит.

Мортимер удивленно вскинул брови – с чего бы это он понадобился Дракуле под утро?  Однако Мортимер не стал ожидать повторного приглашения. Он отложил бумаги, встал и молча последовал за слугой.

...Замок спал. Бояре, оглушенные неожиданным окончанием веселой попойки, не перемолвившись ни словом, разошлись по домам, слуги в замке были вышколены и мелькали незаметно, подобно теням, стараясь не привлекать к себе излишнего внимания.

Поднявшись вслед за слугой по витой лестнице к покоям господаря, Мортимер задержался у двери, ожидая, пока слуга доложит хозяину.

...Когда он понял, что господарь Валахии не является вампиром, и, обругав себя за глупую идею: как правило, вампиры предпочитали не появляться в высших кругах – слишком много внимания приковано к персонам королей, их министров и временщиков – Мортимер решил, что неплохо было бы заручится поддержкой господаря. Отец Николае сообщил, что господарь чтит закон Божий, много времени уделяет церкви, является ктитором1 многих монастырей  и – как его здесь называли – является защитником Храма Божьего. Припомнив фразу священника, Мортимер хмыкнул: «защитниками Храма Господнего» в свое время называли тамплиеров. Каламбур: заручится поддержкой  рыцаря Храма против рыцаря Храма.

-         Господарь просит зайти, - сообщил слуга, с видимым облегчением вынырнув из покоев хозяина.

Мортимер кивнул и переступил порог.

 

***

...Господарь Валахии, откинувшись на спинку, сидел в стоящем у окна кресле и наблюдал за спящим Тырговиште. Тяжелый взгляд скользнул по гостю, не предвещая ничего хорошего. Однако Мортимер был не из трусливого десятка, и он смутно догадывался, что именно такие личности нравятся правителю этой страны – он больше уважал дерзкого и отважного врага, чем угодливого, трусливого слугу.

-         Мортимер.

Вампир-охотник поклонился.

-         Ты пригласил меня зайти, господарь.

-         Да. – Влад принял свою любимую, как успел подметить Мортимер, позу: слегка откинувшись на спинку кресла, подперев подбородок рукой. – Я бы хотел еще раз услышать о тех существах, о которых ты говорил – о вампирах. И если я сочту, что ты заслуживаешь помощи, то я помогу тебе... охотник.

Глаза господаря оставались все такими же непроницаемыми, словно черные озера, а взгляд, казалось, видел все мысли. Мортимер вздрогнул, но очень быстро взял себя в руки.

-         Твое слово на твоей земле, господарь – закон.

-         Я знаю, что ты ищешь нескольких вампиров из... Франции. – Влад бил наугад. – Эти вампиры сейчас на моей земле, и если ты сможешь меня убедить в том, что их следует уничтожить, то я помогу тебе.

Мортимер привык реагировать быстро, однако его поневоле передернуло: казалось, что господарь прочитал его мысли. Откуда он мог узнать? – Никто из высших мира сего, обычно, не догадывался о существовании вампиров и, тем более, охотников на вампиров. В этом отношении гораздо более опасным был простой люд.  А если кто и догадывался, то не воспринимал всерьез. Вот рай и ад – это правда, а вампиры... А уж охотники – тем более суеверная чушь для черни. Но господарь не шутил. Значит – знает. А если так, то  как много он знает? Слышал ли подразделениях? Знает ли он о том, кем Мортимер являлся на самом деле? 

Мортимер слегка поклонился правителю, и, следуя  кивку Влада, занял место в кресле напротив господаря.

-         Что ж, господарь. Я не хотел беспокоить тебя подобными проблемами, но...

-         Не лицемерь. Именно за этим ты и прибыл в Тырговиште. Рассказывай.

Еще один кивок.

-         Вампиры, которых я ищу – это старые вампиры, которые ранее обитали во Франции. Один из них – был человеком еще во времена Филиппа Красивого – это времена разгрома Ордена Тамплиеров.

Мортимер сделал паузу и пояснил:

-         Это было в 1314 году. То есть сейчас этому вампиру почти двести лет, если учитывать его прижизненный возраст.

Влад поднял на Мортимера тяжелый немигающий взгляд.

-         Я знаком с историей Франции.  И я умею считать. Не искушай судьбу, Мортимер. Если мне понадобятся твои пояснения, я поставлю тебя в известность. 

-         Второй вампир – это его Птенец. Так они называют тех, кого превратили в вампиров. Ему сейчас, в общей сложности, около пятидесяти пяти лет. Возможно, при них есть еще несколько вампиров – их Дом.

Влад задумался.

-         Что собой представляют вампиры?

Мортимер некоторое время помолчал, обдумывая свои слова.

-         Вампиры – не мертвые и не живые. Они проходят сквозь смерть, чтобы возродиться на Грани. Между жизнью и смертью. В сумерках, если будет угодно. Они не могут умереть своей смертью, но они не бессмертны.

Господарь, не отрываясь, смотрел на собеседника, однако на его лице не отражалось никаких эмоций. Нельзя было понять, какие чувства вызывает в нем рассказ Мортимера – страх, интерес, зависть? Когда Мортимер остановился, то Влад лишь кивнул ему, мол, продолжай.

-         Вампиры – существа, которые обладают силами, недоступными человеку. Силами Ада.

-         Подробнее.

Мортимер внимательно взглянул на господаря, пытаясь понять, что тот задумал.

-         Их сила – это сила, данная Дьяволом. Проклятая сила, обрекающая душу на вечные адские муки.

-         Да, разумеется, - нетерпеливо повел рукой господарь. – Конкретнее, Мортимер. В чем заключается эта адская, проклятая, обрекающая душу на вечные адски муки, сила?

Вампир-охотник начинал понимать. За долгие десятилетия жизни он успел повидать людей, которые дорого бы дали за бессмертие и могущество, которого нет ни у одного земного правителя. Похоже – господарь Валахии из их числа. Впрочем, добровольно он не отречется от трона, а, если бы он стал вампиром, другого бы выбора не было. Значит, его интерес кроется в чем-то другом...

-         Каждый их них обладает своей силой. Силой управлять животными. Силой управлять сознанием людей. И самая редкая их способность, которая есть у очень немногих – способность управлять погодой. Они могут превращаться в волков, летучих мышей и туман. Они способны молниеносно перемещаться и в полнолуние парить в лучах лунного света. Вампиры способны быстро регенерировать – то есть восстанавливать поврежденные участки тела – не зря поговорка в народе ходит: «Заживет, как на вампире». Они обладают нечеловеческой силой и... после Превращения новоиспеченный вампир обретает то, что они называют «вампирской красотой» – их черты лица изменяются, становятся тоньше и четче, кожа становится бледной, слегка прозрачной и гладкой. Волосы и глаза обретают особый блеск – сложно не отличить.

Влад внимательно прислушивался к словам охотника. Черные глаза неотрывно следили за взглядом Мортимера. Еще в юности Влад понял, что чтение мыслей – не такая уж недостижимая способность. Достаточно внимательно следить за собеседником – за движениями его глаз, уголка рта, дрожанием ресниц... Немного тренировки, и мысли твоего собеседника становились  видны, словно линии на ладони.  Мортимер не лгал. Пока.

-         Хорошо, - прервал он монолог собеседника. – Чего боятся вампиры? В чем их слабое место?

Мортимер незаметно поежился. Тон господаря был жестким и опасным, словно шипение смертельно ядовитой змеи: один неверный шаг – и ядовитые зубы вонзятся в тело.

-         Вампира может уничтожить лишь осиновый кол, забитый прямо в сердце. После того, как сердце вампира пробито – нелюдь рассыпается прахом. Пылью по ветру. Чеснок, боярышник, серебро, рассыпание зерна – это мифы. Вампира этим не остановить. Кресты, облатки и святые мощи обретают силу только тогда, когда подкреплены истинной верой применяющего их. Будь то вера во Христа, Деву Марию, Аллаха или Будду.

Господарь подался вперед, и бархатно-черные  глаза сверкнули гневом:

-         Аллаха? Вера в их нечестивого Бога так же способна остановить вампира?

Мортимер кивнул – спокойно, не суетясь:

-         Господарь, когда люди поймут, что нет различия меж именами Бога, вампирам тяжело придется. Вампира останавливает не имя Бога, но сам Бог – его сила. А сила Господа – в каждом из нас, а это значит, что мы сами останавливаем вампиров: своей верой и своей силой. У тебя, господарь, ее предостаточно, - как бы невзначай, бросил Мортимер.  

Влад откинулся на спинку кресла и кивнул на кувшин с вином и серебряный кубок, стоящий рядом с ним:

-         Можешь налить себе, если хочешь.

Мортимер поблагодарил хозяина, плеснул себе в кубок вина и продолжил:

-         Далее. Святая вода. Она действует независимо от веры применяющего ее.

-         В чем причина?

-         Дело в том, что обряд освящения воды – сам по себе обряд очень сложный и, я бы сказал, насквозь пропитанный верой. Вера священника, который проводит обряд,  как бы передается воде, цепляется к ней, что ли... Я не священник, господарь, и потому мне сложно объяснить, в чем причина. Однако это действует.

-         Каким образом?

-         При попадании на тело вампира, святая вода вызывает ожоги. Примерно так же, как кипяток действует на человеческую кожу.

Влад поднял руку, приказывая Мортимеру замолчать, и некоторое время наблюдал за черным полотном неба.

-         Как я понимаю, вера способна остановить вампира, а святая вода – вместилище чьей-то веры? Если это так, то вампира возможно удержать в замкнутом пространстве, если все выходы окропить святой водой?

Мортимер хмыкнул.

-         Теоретически – да. Но ты упускаешь из виду, что любой, даже самый желторотый вампир способен оборачиваться туманом. А это значит, что он выскользнет в любую щель. Некоторые из нас пробовали поступать таким образом...

-         Значит – плохо пробовали, - отрезал Влад. – Дальше.

Мортимер пожал плечами. Некоторые новоиспеченные охотники уже пытались применять подобную тактику, но вампиру всегда удавалось выскользнуть. Если уж и удерживать вампира...

 

…правило четвертое – никогда не оставляй вампира в плену, правило не распространяется только на командоров  Второго подразделения...

 

...то нет ничего лучше старого проверенного способа – железной камеры, обшитой снаружи осиной. Или – просто осиновой камеры... смотря для каких целей.

-         Итак. Помимо святой воды, осины и веры на этих нелюдей не действует ничего. Однако есть несколько особенностей, мешающих им существовать. Они не отбрасывают тени. Они не отражаются в зеркальных поверхностях. Они не могут ступить на освященную землю. – Мортимер благоразумно смолчал о том, что практически все вампиры умеют лавировать в светотени и избегать зеркальных поверхностей. Незачем этому господарю знать о его, Мортимера, истинной сущности. Промолчал он так же о том, что основная ошибка людей заключается в том, что никто не обращает внимания на тени окружающих. – Вампиры, вопреки легендам, которые так распространены на ваших землях, могут показываться днем. Хотя, они предпочитают этого не делать: вампирам неприятен солнечный свет, хотя и не смертелен. Но каждый из них спит на рассвете и на закате. Это время называется временем вампирского сна – сна-смерти. Именно в эти минуты или часы – а время сна сокращается с возрастом вампира – он беспомощен. Поэтому нелюди так стремятся  спрятать свои убежища, и  именно это время наиболее удобно для зачистки.

Влад вновь кивнул Мортимеру на кувшин, предлагая пополнить кубок, слегка прикусил губу и задумался. Мортимер притих, не мешая ему размышлять. Сейчас он получил возможность рассмотреть господаря Валахии как следует – не в угаре факелов в пиршественной зале и не с другого конца стола – а прямо перед собой.  

Повелителю Земли-За-Лесами было около двадцати пяти на вид. Среднего роста, господарь обладал прекрасно сложенным телом, натренированным битвами и охотой. Резкие, точеные черты лица, упрямо сжатые, тонкие губы, густые черные волосы, тяжелой волной ложащиеся на плечи... Но более всего притягивали к себе внимание глаза. Тяжелый, всепроницающий взгляд  глубоких, черных глаз-озер мало кто мог выдержать – глядя в них глаза можно было забыть о том, кто ты есть, зачем ты есть, откуда пришел и куда ведет твой путь – забыть и провалиться в бездонную, черную пропасть взгляда. Глаза – мудрые, жестокие, манящие заглянуть вглубь – глаза Дракона... 

Господарь Валахии был умным, расчетливым - «лукавым», как говорили здешние жители –  яростным, бесстрашным и диким. «Такие люди рожаются для особой судьбы», - вспомнилась Мортимеру брошенная кем-то фраза.

Способностью Мортимера была магия Сознания, но даже с ее помощью он не мог проникнуть в сознание господаря. Все попытки заканчивались одинаково: мысль вампира-охотника наталкивалась на  непробиваемую стену бессознательного сопротивления. Господарь  даже не замечал, что кто-то пытается проникнуть в его мысли, память или душу. Он просто не давал этого сделать – даже не напрягаясь. «А ведь он –  всего лишь человек», - подумалось Мортимеру. – «И я – отнюдь не самый слабый вампир... Кто же ты такой, господарь Валахии?.. Что же ты за человек, Влад Дракула?..»

Словно услышав свое имя, господарь оторвался от созерцания черного бархата ночи, усеянного кристаллами звезд, и обернулся к Мортимеру.

-         Ну что ж, охотник. Я помогу тебе.

Мортимер улыбнулся и наклонил голову в знак признательности. Однако господарь повел рукой, давая понять, что разговор еще не закончен.

-         Это не все, Мортимер. Те, кого ты ищешь, будут здесь в моем замке – на одном из пиров. И ты будешь здесь.  У тебя, как и у них, будет несколько минут – или часов? – чтобы вычислить друг друга. Тот, кто первым узнает своего противника, остается жить.

Мортимер едва не поперхнулся – такого поворота событий он не ожидал.

Влад наблюдал за своим собеседником с усмешкой на губах. Не отбрасывают тени? Не отражаются в зеркальных поверхностях? – Или этот чужеземец думал, что Валахия сплошь населена дикарями, не способными к наблюдению и не умеющими делать выводы?

Господарь пригубил вина из отполированного серебряного кубка, еще раз полюбовался отражением пустого кресла напротив и усмехнулся Мортимеру:

-         Считай это все забавным развлечением... охотник.

 

 

***

Зарево заката догорело над Лугошоаром. Хрустальные блики звезд уже рассыпались по траве – цветами папоротника и разрыв-травы. Полнолуние раскинуло свой плащ над ночными туманами, бросило пояс лунной тропинки с небес на землю. Травы – прибежище ночных духов – едва слышно шептались между собой, словно опасаясь быть услышанными. Даже ветер затих – незачем этим двоим, сидящим на крепостной стене, слушать тихие голоса духов Земли-За-Лесами. Те чужаки, которые обитали в Лугошоаре, уважали законы земли, но все же они были чужаками – их души были открыты силами такими же древними, как и силы Дракона, но их глаза были затуманены пылью людских тысячелетий. Они умели видеть, но они не были готовы видеть. Чужаки. А потому – (тишина должна быть в библиотеке!)  тишина на тропах, покрытых туманами. Тишина...

-         Франсуа бы понравилось... Он всегда любил такие места.

-         Жаль, что его нет с нами...

-         Мортимер. На войне, как на войне, но... Ты знаешь, я помню, как он появился в Машкуле. Мессиры предоставили ему приют – змею на груди пригрели. Я сразу почувствовал, что он гнилой – от него предательством за версту разило. Сдал нас всех с потрохами. Я легко отделался, а вот Франсуа... Когда я  в себя пришел после той бойни, спрашиваю, все ли в порядке? Мишель, Рене – живы. А Франсуа... прикрыл собой мессира Жиля, и...

-         Рене говорит, что Мишель чем-то на него похож.

-         Да... Знаешь, а Мишель изменился.

-         Я не знал, какой он был раньше. Рауль, как вы попали к господину Жилю?

Усмешка мелькнула серебром на тонких губах.

-         Мы были циркачами... Может, начать стоило бы и не с этого –  не знаю. Наверное, следовало бы сказать, что мы родились во Дворе Чудес – но я не уверен в этом. Кто были наши родители – я не помню, а Мишель – тем более. Однажды, во Дворе Чудес, я подслушал разговор о том, что нас с Мишелем собираются продать Крысолову – он покупал детей, лет до семи. Точнее, не подслушал, а услышал... ну, ты понимаешь, что я хочу сказать.  Это было самым страшным: попасть к Крысолову. Кое-кому везло – их перепродавали в хорошие дома. Некоторых, у кого был хороший голос, оскопляли и отдавали певчими в собор или кому-то их дворян в услужение. А из некоторых Крысолов делал уродцев. За ним постоянно таскался какой-то лекарь – я даже думаю, что он был колдуном и чернокнижником. Вот он-то и был самым страшным...  Я схватил Мишеля в охапку  и сбежал. Не знаю, как мне это удалось –  даже не спрашивай. Нас охраняли строже, чем ваши гаремы. А потом нас подобрал бродячий цирк. Я так обрадовался: можно было не беспокоиться за крышу над головой и еду. Хотя нас кормили не слишком роскошно, я мог не волноваться, что Жак Крысолов нас отыщет... Я выступал с номером колдовского чтения мыслей, а Мишель был акробатом – ну ты же видел, как он двигается. Мне всегда хотелось уберечь Мишеля – от всего: от голода, холода, нищеты, злости и жестокости. А оказалось – это он меня от всего берег...

Рауль замолчал, вглядываясь в ночную темноту. Там – в ложбинах, под покрывалом тумана – кто-то очень внимательно слушал их разговор. Им было интересно, и они не были злыми, эти незримые слушатели. Рауль видел это. Видел.

Амалек удивленно взглянул на Рауля, но промолчал – переспрашивать не стал. Это было не в его правилах. Захочет – расскажет сам.

-         Понимаешь, - Рауль аккуратно открыл бутыль вина, позаимствованный в бездонных и, к слову сказать, не пустых погребов замка. Что в Машкуле, что здесь, в Лугошоаре, что в дороге, мессир Этьен и мессир Жиль не любили надолго оставаться без вин лучших сортов, - я  старше Мишеля на год, и мне всегда казалось, что я гораздо лучше него знаю жизнь... Однажды я свалился с лихорадкой... это случилось тогда, когда мы были в бродячем театре.

      Слабо помню, что происходило, пока я лежал в горячке...

Рауль снова замолчал: слова рождались медленно, медленно приходили воспоминания.

-         Только помню, что каждый вечер Мишель поил меня чем-то  горячим и вкусным... Как потом оказалось – это была мясная похлебка... Знаешь, Амаль, я никогда не задавал себе вопрос: откуда у Мишеля были деньги на  все это?.. – И снова пауза. –  Помнишь, когда мессир Жиль отказал Мишелю в его просьбе сделаться вампиром? Я знал – почему так... Мы всегда ценим, когда нас любят за нас самих, а не за те блага, которыми мы обладаем, а Мишель... всегда казалось, что он использует мессира Жиля. Я считал его корыстным, но...  Помнишь тот вечер, когда Мишель сорвался? Когда он закричал мессиру Жилю, чтоб тот... подавился своими подарками?.. В ту же ночь у нас с ним был разговор... И тогда я понял, что не я оберегал его от нищеты, холода и голода, а он – меня. Именно он платил за кров над нашими головами, за еду, которую мы ели. И я – старший – оказался намного наивнее, чем он. Знаешь, может, тогда я и понял – как сильно мы связанны друг с другом. Так сильно, что мне наплевать на то, что такие отношения между братьями считаются среди людей грехом. 

-         Я знал это.

-         Да, наверное. Я был наивным идиотом. Может, даже сейчас я таким остаюсь. – Рауль усмехнулся. – Знаешь, я ведь до сих пор не  могу проявлять свои чувства... ну ты понимаешь... так...  открыто, как Мишель.

-         Я тоже, Рауль. Хотя в гареме нас приучали не стесняться ничего и никого.

-         Знаешь, ты был странным, когда попал к нам.

-         Ты бы казался странным, если бы попал к нам, - улыбнулся Амалек. – Два мира – два образа жизни.

-         Наверное... Ты не осуждаешь нас?

-         Вопрос риторический, я полагаю? Потому что если нет – я могу и обидеться.

-         Спасибо, Амаль.

-         А разве – по большому счету – тебе и Мишелю не все равно, что о вас говорят или думают?

-         Что касается других – да. Но только не наш Дом.

-         Наш Дом всегда все поймет. Ведь все мы – кровь от крови и мысль от мысли наших Хозяев...

Амаль снова пригубил вина и задумался, глядя в бездонное, темное ночное небо. Господин Жиль и господин Этьен, Мишель и Рауль... Избранники. 

Где-то в глубине сердца кольнула тонкая, пока еще не оформившаяся, игла одиночества.

-         Амаль. – Рауль коснулся руки собеседника. – Кто-то у рва.

Амалек отставил кубок и внимательно вгляделся в темноту, Рауль последовал его примеру.

На другой стороне пропасти, как раз над обрывом замерла фигура всадника. Закутанный в темный плащ, который, однако, не мог скрыть ни силу, ни осанку ночного гостя, всадник так же внимательно вглядывался в очертания замка. На мгновение Амалеку показалось, что незваный гость смотрит ему прямо в глаза... Но это не могло быть правдой: ночь была довольно темной, а всадник на другом конце рва был всего лишь человеком.

-         Кто это? – обеспокоено спросил Рауль.

-         Я не знаю. Но я чувствую, что он здесь не случайно.

-         Я уже предупредил мессира Этьена. 

Амалек   внезапно выпрямился, прислушиваясь к голосу внутри себя. Голос был голосом Хозяина, и тон его не терпел возражений.

«Все вниз! Рене, вниз, я сказал!»

Старший Птенец, видимо, рвался к подвигам. Однако перечить Хозяину не посмел. Амалек, настроившийся на общую мысленную волну, услышал, как  Рене уходит с крепостной стены, и хмыкнул:

-         Слушай, Рауль, похоже, все сегодня вышли на крепостную стену погреться.

-         А может гостя встретить, - прищурился Рауль. – Интересно, кто это?

Амалек промолчал.

В сознании, словно каленым железом, отпечатался след горящего взгляда незваного ночного гостя...

 

***

Ночь уходила за горизонт, ее черное покрывало светлело, пока звезды не  растаяли в лучах ленивого, холодного утреннего солнца. В час перед рассветом шумный Тырговиште спал мертвым сном. Бояре, притихшие после казни Илиаша, старались расходиться пораньше, и славные разгульные попойки уже не затягивались до самого рассвета. Замок спал. Слышно было  только перекличку Псов Дракона – первых армашей господаря, и тихие, быстрые шаги проснувшейся прислуги.

Девушка спала чутко. Прикорнув на широкой груди господаря, вернувшегося из отлучки только сегодня, почти под утро, она сквозь сон ловила любое  движение его тела. Здесь, в замке господаря она находилась уже полтора года. В его спальне – всего месяц. Темные кудри девушки, рассыпавшиеся по шкурам, которыми было застелено ложе, переплетались с волосами господаря, словно две грозовые тучи. И как вспышка молнии между ними – лицо мужчины.

Даже сейчас его черты не смягчались, как часто бывает  со спящими. Казалось, что сквозь прикрытые веки пробивается черный огонь. Он спал спокойно, не разговаривая и не вздрагивая сквозь сон. Его тело пахло сандалом, дубовыми листьями и речной водой.

...Когда кто-то из бояр или воинов оказывался рядом, то ей начинало казаться, что, считающие турок дикарями, христиане совершают омовение только дважды в жизни: при рождении и перед погребением. В промежутке между этими двумя эпохальными событиями этот, естественный для правоверных, процесс здесь был сродни необходимости нести ночной караул: неприятной, но вынужденной обязанностью. Она была рада, что, воспитывавшийся в Турции, господарь Валахии перенял много привычек правоверных. В  том числе и привычку совершать омовение не реже, чем раз в день.  

Господарь повернулся во сне, заставив девушку проснуться и устроиться поудобнее. Почувствовав холод, он притянул к себе любовницу, а его рука зарылась в густые кудри девушки.

Девушку звали Шаджарат, но господарь с самого начала называл ее Танг – «утренняя заря». Она помнила, как однажды ее, выросшую в бедняцкой семье, среди голодной и грязной ребятни, забрали в огромный дворец. Очень скоро Шаджарат узнала, что теперь она принадлежит господину Юнус-бею. Там она и выросла. Юнус-бей был слишком занят государственными делами, чтобы обращать внимание на еще одну наложницу. Шаджарат оставались только изящные искусства, литература и ядовитые насмешки других наложниц, пользовавшихся у господина большей популярностью. А однажды ее позвали в покои господина, который давал ей наставления всю ночь, а наутро ей пришлось покинуть дом Юнус-бея... Но лучше об этом даже не вспоминать – если не помнишь, то и проболтаться не сможешь.

Так она попала в Валахию. После гарема здешние нравы и порядки казались ей дикими. Невыносимо было, например, ходить с открытым лицом и ловить на себе мужские взгляды. А в грязных огромных помещениях, именующиеся здесь пиршественными залами, поначалу на нее накатывали волны отвращения. Господаря, которому ее подарили, она видела только мельком. Казалось, он не проявляет никакого интереса к дружескому подарку Юнус-бея, посла великого султана. Она была близка к отчаянью. Но однажды вечером, когда Шаджарат, закончив читать главу из Корана,  уже готовилась укладываться, дверь в комнату внезапно открылась. Она вскочила, закрываясь первым попавшимся куском ткани. На пороге стоял господарь.

...Она никогда не думала, что дикий валашец может быть таким же страстным и нежным, как мужчины ее родины, с молоком матери впитывавшие в себя искусство получать и дарить любовь.

Шаджарат улыбнулась, вспомнив, как в первую их ночь Влад, обняв ее так, что она и пошевелиться не могла, прошептал ей что-то ласковое и ничего не значащее, заснул сном праведника. Не веривший никому, кроме собственного брата, он почему-то доверял ей.

Девушка погладила господаря по волосам. Спать уже не хотелось. Еще в Турции она привыкла подниматься с зарей. Может, поэтому господарь и прозвал ее так – «утренняя заря»...

Шаджарат попыталась высвободиться из тяжелых объятий Влада. Осторожно, чтобы не разбудить господаря, она приподняла его руку, и... пальцы Влада стальной хваткой перехватили ее запястье. Господарь молниеносно перевернулся на постели и прижал девушку к подушкам. Постоянно ожидавший предательства и удара в спину, он не расслаблялся даже во сне. Разумеется, для воина это неплохая привычка, но любовник, который каждое утро путает твою шею с рукоятью меча в драке – знай, сжимай покрепче! – это небольшой перебор в любовных играх. 

Шаджарат подумала о том, что неплохо было бы заказать себе стальное ожерелье на всю шею. А заодно и кольчугу – вдруг господарю придет в голову оставить рядом с кроватью кинжал?

-         Господин мой, - простонала она. – Я знаю, что моя шея вам нравится, но, поверьте, мне она нужнее...

-         Танг? Ты уже проснулась?

-         Вы тоже, как я погляжу, мой господин.

Влад хмыкнул. Танг язвила без злости – скорее, по-доброму посмеивалась над его привычкой спросонок на малейшее движение реагировать захватом.

-         Хватит зубоскалить. Одевайся, душа моя.

Танг прекрасно помнила окончание этой байки, и потому не заставила себя ждать.

-         Меня здесь уже нет, мой господин. Пойду, прогуляюсь огородами.

Влад снова хмыкнул. Девка язвить перестанет, разве что если ей язык вырвать. И то он не был уверен, что поможет. Любовница испарилась быстрее, чем он успел что-то ответить.

Господарь поднялся с ложа, быстро оделся и приказал слуге принести накрыть столы в трапезной.

-         Найти Раду. Пусть в трапезную явится.

 

...Влад уже сидел за столом, когда в залу влетел запыхавшийся Раду.

-         Что случилось?!

-         Я решил, что ты хочешь поприветствовать меня после  моей долгой отлучки, да все зайти не решаешься.

Глядя на его перекошенное недовольством лицо, господарь готов был поставить фамильную золотую цепь против дырявого гроша, что меньшого только что выдернули с ложа. Причем не со своего. И он бы не сильно удивился, узнай, что еще один из его бояр в эту ночь порос рогами, как луг травой.

-         Садись, - кивнул он. – Снова бояр рогами наделял?

-         Влад, - смущенно фыркнул меньшой. – Ты не сильно обидишься, если я скажу тебе, что это не твое дело?

-         Нет. Я – не обижусь. А вот пострадавший, если узнает, в большой обиде будет. Да как бы ко мне не пришел потом – управы на обидчика просить.

Раду отхлебнул вина из кубка, стараясь скрыть раздражение. Да, да, разумеется. Он понимал все не хуже, чем Влад. Но старшой считал, что если он ушел в политику по самые чресла, то все остальные обязательно должны  принести обет целибата и заодно, для пущей надежности, совершить добровольное оскопление.

-         Ладно. Погоришь на своих любовных побегушках – с боярами сам объясняться будешь,  ни слова в защиту твою не скажу. Но сюда  я позвал тебя по делу.

-         В общем – я тебя тоже рад видеть, -  резюмировал меньшой.

-         Ох, меньшой, пойдешь ты завтра к лекарю зубы лечить, - покачал головой господарь, показывая кулак.

-         Почему? - недоуменно переспросил Раду, но, натолкнувшись на смеющийся взгляд старшего брата, рассмеялся и сам. – Ну, ладно, ладно... все понял. Так что за дело? 

-         Сегодня у нас будут гости. Из Лугошоара.

-         Влад! – Раду поперхнулся вином. – Ты все-таки...

-         Да.

-         Так вот куда ты ездил! Ты ничего не сказал мне!

-         А ты хотел бы, чтобы я всю Валахию осведомил о цели моего путешествия? А заодно Турцию и Венгрию?

-         Ты виделся с ними? – Раду были уже побоку подначки старшого.

-         Да.

-         Теперь ты мне веришь? - не смог удержаться Раду. – Говорил с этими вомпёрами?

-         С вампирами. Да. Их там целый выводок, как ты и говорил, но я видел лишь одного. Видимо, это старший.

-         И как они тебе показались?

Влад задумался, вспоминая подробности разговора. 

-         Я был около замка. После твоего визита они должны были насторожиться, а потому мне даже не пришлось звать их. Стоило отъехать от замка, как меня попытался остановить один из них. По виду рыцарь. Не слишком высокий, темноволосый, кудри – до плеч, вьющиеся, глаза – карие. Ухмылка наглая. Представился Этьеном де ла Марком – француз, в этом я не ошибся. Но по-польски и по-немецки говорит не хуже нашего. Спрашиваешь, как он мне показался? –  Решительная натура, я бы сказал. За словом в карман не лезет, но воспитан и выдержан, как и положено рыцарю. Не дурак... совсем не дурак. Сели мы с ним, под деревом, поговорить, в замок приглашать не стал. Они здесь уже давно. Говорит, что хотел бы остаться.

-         Ну? А ты?

Влад усмехнулся.

-         Разумеется, я не против. Но в качестве  ответной любезности, я пригласил его погостить в моем замке.

-         Он не отказался?

Господарь откинулся на спинку кресла и усмехнулся.   

-         Я же сказал, меньшой: вампир этот далеко не дурак. Там в замке, как я понял, есть кто-то, чьей жизнью – или спокойствием –  он дорожит. Отказать мне в просьбе – значило бы для него привлечь к замку мое излишнее внимание. И он прекрасно осознавал, что внимание это будет не слишком доброжелательным. Нравится ему это или нет – но он будет у меня в качестве гостя.

Раду снова охватила странная дрожь: он понял, что Влад уже выработал план. Но дурные предчувствия не оставляли младшего брата господаря – что-то было не так. Неправильно, нехорошо, не по-доброму. Он не боялся – и не с такими напастями приходилось сталкиваться, но последний раз он чувствовал себя так, когда в далеком детстве сбежал на весь день, ни слова не сказав своему дядьке, а вечером возвращался домой, зная, что его там ждет не самый теплый прием. Раду вздохнул – отступать было некуда. Ну, как объяснишь самоуверенному старшому, что он тылом чувствует, что не стоит ввязываться в это дело?

-         Может, расскажешь, что ты задумал?   

Господарь принял свою любимую позу и внимательно посмотрел на брата. Он прекрасно понимал, что ощущает меньшой. Раду ничего не нужно было говорить или объяснять – они пробыли вместе долгое время и научились понимать друг друга без слов. Да, связываться с нечистой силой было опасно – все равно, что крутить дули перед носом голодного медведя – но дело того стоило. И разве священники не размахивали деяниями святых налево и направо, в коих –  в деяниях – на чистом  валашском языке было сказано, что святые неоднократно вступали в схватку с нечистой силой, побеждали ее именем Божьим и даже использовали по своей необходимости? Влад не претендовал на лавры и мощь святого, но о нечистой силе знал не понаслышке. С одной стороны, свято веривший в силу Божью, он был истинным сыном своей земли. Земли, наполненной духами и оборотнями, земли под защитой Карпатского Дракона. А родная земля всегда дает силу.

-         Я знаю, что ты хочешь стравить между собой этого Мортимера и  вампира. Зачем, Влад?

-         Можешь назвать это проверкой на вшивость, меньшой. Я хочу знать, каков в деле тот, чьи силы я планирую использовать. На что он реально способен.

-         А в твою большую и умную голову не приходит мысль о том, что этот вомпёр может не понять твоего чувства юмора? Или просто – по-человечески – обидеться?

-         Что? – вскинул брови господарь. – Обидеться?

-         Ты настолько привык быть сильнее всех, что тебе даже в голову не приходит, что кто-то может таить на тебя обиду. Если это бояре – так хрен с ними. Но если это кто-то, с кем ты собираешься союз держать – придержи в узде свои проверки, старшой... Не могу поверить в то, что это говорю, - покачал головой Раду. – Союз с нечистью... Ну ладно, тебя уже не отговорить. Тогда послушай совета моего, брат: не выйдет у тебя вампиров под себя подмять. Не такие они – говорил я с ними. Между прочим – побольше твоего. Они так твои планы перевернут, что ты, Влад, потом будешь долго разгребать, и разгребать ты это будешь большой нужниковой лопатой. Это – нечистая сила! Неужели ты не понимаешь, кем ты пытаешься командовать?!

-         Высказался? – тон Влада, в отличие от горячего тона брата, был ледяным.

Господарь, несмотря на выдержанный спокойный характер, имел бешенную, неукротимую душу, а спокойствие и выдержка были всего лишь налетом воспитания, полученного за годы вынужденной осторожности вдали от родины. А потому Влад к критике относился так же, как к перспективе сдать Валахию султану – крайне отрицательно.

-         А теперь послушай, что я тебе скажу. Если ты не забыл, то ты – не только мой брат, но еще и подданный. А потому дело твое, любезный брат, выполнять приказы мои и не раскрывать рот, когда я тебя о том не прошу! Ясно?! Ты слишком много воли взял себе. Распустился за последние годы. Все, Раду – хватит!

-         Влад!

-         Раду!

Младший замолчал, кусая губы, старший – напрягся в кресле, сверкая глазами на брата.

Раду не выдержал первым: с досады ударил кулаком по подлокотнику кресла, он залпом опрокинул кубок вина и отошел  к окну.

-         Не закончится добром это, Влад. Это последнее, что я тебе скажу. И вот еще что: не надо говорить со мной, как с несмышленым отроком. Я в боях был не меньше твоего. Если ты не забыл – с тобой рядом всегда был. И напомни мне хоть раз, когда я не выполнил твой приказ или предал тебя.

Влад встал, подошел к брату и обнял его за плечи.

-         Успокойся, меньшой. Я знаю, что во всей Валахии, если я и могу на кого положиться – то только на тебя.  Я никогда ничего не забываю.

-         Нас всего двое осталось, Влад – из нашей семьи. Так чего мы грыземся, словно голодная свора диких волков? - Раду опустил голову и глубоко вздохнул.

-         Может, просто потому, что нам не наплевать друг на друга? 

-         Я... – начал, было, Раду, но передумал. Владу уже ничего не докажешь. Раз старшой решил – значит, поступит по-своему, не слушая ничьих советов. – Что нужно делать?

Влад развернул брата к себе лицом.

-         Прежде чем выслушаешь, вот что... Запомни раз и навсегда: для меня на этой земле нет никого, ближе тебя. Ты – моя семья. И какие бы свары между нами не случались, я не хочу, чтобы ты забывал о том, что у тебя есть старший брат, а не только господарь. Ясно?

-         Слушай, ты уж как-то определись, – ухмыльнулся Раду. – То ты мне брат, то – господарь.

-         Раду, ты, как в той старой байке о раздражительной бабе, что Штефан рассказывал. Когда приходит она к священнику и говорит: «Отец, грех на мне – все меня раздражает. Вот с мужем моим законным зачать пытаемся, а я не могу – раздражает!» Тот, стало быть, ей предлагает на практике проверить. Ну и... А она ему: «Ты, святой отец, давай, либо – туда, либо – обратно. Меня это раздражает!»

Братья посмотрели друг на друга и в голос расхохотались...

 

-         Значит, поговорить с отцом Николае?

Раду поигрывал кубком, что не мешало ему внимательно слушать господаря.

-         Да. Все входы и выходы должны быть перекрыты. И чтоб ни одной щели не пропустили. Я не хочу, чтобы наши вампиры откланялись раньше, чем я этого захочу.

-         Влад, они спят на рассвете и на закате, так? Значит, этот Этьен де ла Марк будет дурачком деревенским, если появится здесь раньше. А он не дурачок. Потом, стало быть, Мортимер – тоже вампир? Значит, игра начнется после заката. А это значит, что и тот и другой будут при своей нечистой силе.

-         Я знаю, - кивнул господарь.

-         И ты не боишься, что они порвут твой замок на тамплиерский крест?

-         Присказку слышал, меньшой?  На хитрую задницу всегда найдется болт с резьбой. Мы перекроем все входы и выходы святой водой – вампиры не смогут выйти. Помнишь, что говорил Мортимер: вампира можно так же остановить святой верой. Он сам дал мне оружие против себя. Поэтому, если они попытаются что-то выкинуть, рядом будет отец Николае.

-         Ты бы святой водой запасся.

-         Обойдутся.

-         Влад, лавры святого тебе великоваты будут.  Ты думаешь, что сможешь их остановить только силой своей веры?

Господарь хмыкнул.

-         Не знаю, хватит ли моей веры на то, чтобы заработать себе посмертное прощение перед ликом Господа, но вот чтобы заставить вампира попридержать свои клыки на безопасном расстоянии от моей шеи – хватит.

Раду покачал головой.

-         Я все-таки не понимаю: зачем тебе нужно устраивать этот цирк?

Влад не ответил.

Можно было бы повторить, что он хочет посмотреть на этих вампиров в деле, а выжившему предложить службу, но... Как говаривал Карим, у каждого решения есть две причины: одна сверху, другая – внутри.

Он – сын Карпатского Дракона, он – преемник его силы.  И здесь, на его земле – на земле, которую еще не покинули духи земли и огня, появились чужаки. Чужаки, которые бросают вызов его силе.

Вызов принят.

 

***

-         Приглашаешь, господарь?

-         Да. Входи.

Слуги переглянулись. Можно было не сомневаться в том, что через несколько часов новость разойдется по всему Тырговиште: господарь лично вышел приветствовать гостя. Угодливые улыбки сразу же расцвели на лицах прислуги, а несколько пышно одетых бояр, стоявших поодаль, многозначительно переглянулись. Даже послов господарь никогда не встречал лично, приветствуя у порога. Впрочем, обитатели Тырговиште давно перестали ждать от своего правителя адекватного поведения.

Гость обвел взглядом присутствующих, которые не замедлили улыбнуться незнакомцу, которого так отличил господарь, не ставший утруждать себя объяснениями.

Господарь вообще редко утруждал себя объяснениями.

Незнакомец был молод, и особым богатством одежды, на первый взгляд, не отличался. Его одежда была лишена украшений и волн кружев – как было принято на западе, и не была отделана ни мехами, ни золотом, по венгерской моде. Однако, присмотревшись внимательнее, можно было заметить, что рубашка на нем – из китайского шелка, а не бросающаяся в глаза отделка бархатного камзола стоила немногим дешевле хорошего арабского скакуна. С упряжью вкупе.

-         Прошу, де ла Марк.

Господарь жестом пригласил гостя следовать за собой.

Гость, именовавшийся де ла Марком, проследовал за ним, по пути успев одарить галантной улыбкой стайку придворных дам, спустившихся вниз, чтобы не пропустить знаменательного события. Манеры незнакомца расположили к себе женские сердца, страдавшие в простоте валашского двора от недостатка галантности. Мужчины же проводили де ла Марка настороженными взглядами, и только когда господарь развернулся спиной, тихо зашептались.

Невозмутимыми остались только Псы Дракона. Телохранители господаря, не обращая внимания на улыбающихся девиц и бояр, замолчавших при их приближении, молча проследовали за своим господином.

Де ла Марк привычным движением отбросил за спину длинные волосы.

Они поднимались по лестнице. Походка господаря была стремительной, летящей, движения – резкими, взгляд – острым, пронзительным. Это могло бы смутить кого угодно, но за все эти годы де ла Марк вдосталь насмотрелся на проявления буйного характера. Его старший Птенец и при жизни не отличался спокойствием характера. Бывший маршал Франции действительно был бешенным,  и Этьен научился не замечать вспышек темперамента.

-         Рад приветствовать тебя в моем доме, де ла Марк.

Господарь имел привычку смотреть прямо в глаза собеседнику.  Этьен ответил ему ровным, спокойным взглядом. Напугал девку хреном, подумал он, прекрасно знакомый с этим приемом – не опускать глаза, заставляя собеседника почувствовать себя неловко. Господарь, похоже, пользовался этим нехитрым приемом совершенно неосознанно. А может быть, он прекрасно был осведомлен о силе взгляда и интересной особенности черных глаз...

Одно время Этьена удивляло: почему цыгане, глядя человеку в глаза, могут почти полностью подчинить его своей воле? Решение оказалось на поверхности – черные или почти черные глаза всегда производят впечатление бездонных, глядя в такие глаза, люди проваливаются в них, и легче поддаются силе такого взгляда. Так что  Этьен спокойно продолжал смотреть  в глаза господарю. Влад одобрительно и, как показалось Этьену, слегка разочарованно  хмыкнул.

-         Взаимно, господарь. Я вижу, венгерский тебе привычнее, поэтому мы можем говорить на этом языке.

-         Я свободно владею латынью, немецким, венгерским и турецким. И польским. Хотя, Штефан – Штефан Молдавский – всегда критикует мое произношение, - усмехнулся господарь. – К сожалению, я не имел возможности выучить твой родной язык, а потому не могу оказать тебе любезность и говорить на французском. Что касается остальных, перечисленных мною языков – мне все равно на каком общаться.

Этьен де ла Марк хмыкнул.

-         Удивлен? – прищурился Влад. Глаза господаря смеялись. – Гости из западных стран обычно так и думают. Считают, что здесь – страна медведей и лыковых лаптей.  Вещи не всегда есть то, чем они кажутся.

-         За свою жизнь я научился не стричь всех под одну гребенку... Хотя, страна у вас... хм-мм... необычная. На главной площади – если только это главная, прошлый раз в Тырговиште я был... проездом, поэтому не особо хорошо знаю город –  у колодца я заметил  позолоченную чашу. Странно, что она простояла там больше двух минут. У нас бы стянули меньше чем за минуту.

-         Золотая.

-         Что?

-         Чаша – золотая.  А то, что воровство до сих пор не пресекается монархом Франции – это его личный недостаток. Эта чаша стоит там уже несколько месяцев.

-         Ты думаешь, господарь, что это показатель того, что в твоей стране не воруют? Люди – везде люди.

-         Знаю. Но мои люди хотя бы не крадут на глазах у собственного правителя.

Этьен де ла Марк молча усмехнулся.  Господарь Валахии, безусловно, был человеком интересным. Но бывший тамплиер видел, какими взглядами проводила его группа бояр. Здесь, в доме господаря, кожей чувствовалось повисшее напряжение. Атмосфера страха давила на всех, кто здесь обитал. Правитель этой страны держал своих людей в подчинении  страхом. Как говаривал Аль-Хазред, его Хозяин,  награждая Птенца очередным тяжелым подзатыльником: «Повиновение, основанное на страхе, долго не продержится. А потому бью тебя, любя». У язвительного алхимика было своеобразное чувство юмора... Но он был прав: слишком сильный страх очень быстро облекается в одежды неукротимой ненависти. Страх перестает быть страхом, и ненависть проливается дождем из крови.

В этой земле ненависть наполнила чашу терпения почти доверху, и кровь уже струится по ее стенкам.

 

...Закат отгорел за горизонтом, и пирушка была в самом разгаре. Первые здравицы уже прошли по кругу, и хмель постепенно обволакивал  головы приближенных ко двору валашского господаря.

Правителя пока не было в зале. Что само по себе не могло не добавить радостного настроения большей части присутствующих.

Брат господаря занимал место во главе стола. Те, кто неплохо знал Раду, с самого начала заметили, что тот весь вечер выглядит встревоженным и напряженным. Однако уже давно поговаривали, что господарь думает женить брата, а младшего эта перспектива радует так же, как вора – виселица. Видимо, господарь в очередной раз пугнул своего не в меру пылкого брата грядущим событием.

Шитые золотом скатерти на столах покрылись уже пятнами вина, разговор стал громче и непринужденнее. Девицы, в одеждах, расшитых жемчугом, заманчиво улыбаясь, переговаривались  с мужчинами, мужчины радовали скромный женский слух скабрезными шутками. Дамы ревниво следили за взглядами своих благоверных и обменивались последними сплетнями.

Обсуждать политику и критиковать решения господаря стало считаться дурным тоном... особенно после последней казни. Теперь за хлебосольным столом правителя предпочитали говорить обо всем, что не касалось его личности. Тем более что брат господаря, как известно, тоже терпением не отличался, и прежде, чем внести непочтительные слова в уши господарю, с него сталось бы развернуться и проверить твердость своих кулаков на зубах говорившего.

-         Слышь, Раду, а что правда, что правами  Золотой Буллы трансильванцы теперь могут огороды унавоживать? – обратился к брату господаря молодой боярин, невысокого роста, гладко выбитый, в отличие от прочих, щеголявших друг перед другом длинными усами, как издревле велось в Валахии.

Остальные гости за столом внезапно заинтересовались яствами, расставленными на столе.

Раду, очнувшись от своих мыслей, метнул быстрый взгляд на боярина.

-         Что ты сказал, Тедош? Я не расслышал.

-         Говорю, что правда, что господарь зажимает секеев и венгров в Трансильвании? Я давеча оттуда. Слышал, что их купцы сговорились Польшу поддерживать. Зря господарь так... Под себя же роет.

Боярин покачал  головой и отпил вина из серебряного кубка. Некоторым из присутствующих срочно понадобилось выйти по нужде. Трое бояр по очереди выскользнули из-за стола и поспешили к выходу.

-         Ты так считаешь?

Тедош вздрогнул. Низкий голос, прозвучавший рядом, был голосом господаря.

-         Матка Бозка... – Тедош шумно выдохнул. – Господарь, следующий раз я богу душу отдам. Ты хоть предупреждай, что рядом.

-         Не дите малое, чтоб каждого шороха пугаться. Или только вчера из-под подола няньки вылез? Так о чем беседа велась?

Тедош покачал головой.

-         Ты хоть и постарше меня будешь, господарь, а советом не пренебреги. Ты вот права купцов в Трансильвании совсем на нет свел. Торговля у них нынче совсем плохо на твоих землях идет, пошлины немереные платить приходится. А Валахия для них – дверь и в Польшу, и в Венгрию. Да что я тебе говорю... сам знаешь. Если собаку ударить, она и укусить может.

-         Колени трясутся? Трансильванцы сами виноваты. Я обещал соблюдать их старинные привилегии и призывал к сотрудничеству. Однако они не считали зазорным платить налоги не мне, а Дэнешти. – Взгляд Влада скользнул по младшим наследникам рода Дана – двум мальчишкам, лет тринадцати, потупившихся под взглядом правителя. – Привыкли там хозяйничать и разбойничать. Дэнешти запустили торговлю, а наших купцов ободрали, как липку. Разумеется, что никакого соперничества трансильванцы не видят, вот и стараются, каждый во что горазд. Трансильвания – искони наша земля. Еще мои предки ею владели. Трансильванцы же решили под Венгрию уйти – вольготнее им там, видите ли. Так я не прав?

Тедош покачал головой.

-         Не в том не прав, господарь, что свои законы устанавливаешь, а в том, что полумерами ограничился. Уж коль взялся волка пугать –  бери с собой факел. Злобу на тебя трансильванцы взяли немалую – сам недавно оттуда, знаю, о чем говорю.  

Влад откинулся в кресле, усмехнулся и  пригубил вина.

-         Откуда тебя такого умного занесло, а Тедош?

-         Из поля капустного, - буркнул Тедош. – Я дело говорю, господарь. Ты вот своих бояр запугал, вот они и боятся тебя слово молвить. А иной раз дело надо сказать.

Влад сверкнул взглядом на молодого боярина. Однако тот, отбросив падающие на глаза волосы, не отвел взгляд.

-         Вот что, господарь. Ты прости меня дерзость...

Влад выпрямился в кресле, лицо застыло, словно ледяная маска.  

-         ...но дозволь лично с тобой поговорить. Мне есть, что тебе сказать.

Некоторое время господарь и молодой боярин сверлили друг друга взглядами.

«Играешь с огнем, мальчишка», - говорили глаза господаря, - «Ты еще здесь только потому, что отца твоего помню, который погиб, защищая Мирчу».

«Знаю, господарь, что не любишь, когда тебе на недостатки указывают. Но отец мой вам служил, и не боялся правду в глаза говорить, и мне завещал. И выслушаешь ты меня, господарь, нравится тебе это или нет. Выслушаешь, потому что я знаю, как обстоят дела в Трансильвании. Выслушаешь, потому, что твои бояре дельного не посоветуют, а одним седалищем на двух тронах даже тебе не усидеть».

Тедош прикусил губу – не от страха, а от злости: ну нет уж, господарь, не получится меня казнить, как Илиаша! А сделаешь это – лишишься последнего боярина, который тебе нож в спину не всадит при любом удачном случае. Что не нравится, когда тебе на ошибки указывают? Не боги горшки обжигают – этой нехитрой поговорке Тедоша еще в детстве  научил отец, погибший, когда боре подняли в народе восстание против Мирчи, старшего брата Влада. «Даже господари могут ошибаться. А мы здесь и есть для того, чтобы быть им опорой». Отец никогда не боялся высказывать свое мнение прямо в глаза старшему Дракону.

Внезапно оборвав мысленный поединок, господарь улыбнулся.

-         Ладно, Тедош. Если у тебя есть, что мне сказать, значит скажешь. Завтра жду тебя в своих покоях.

-         Да, мой господарь, - почтительно поклонился Тедош.

Влад спокойно кивнул молодому боярину. Мальчишке явно не объяснили правил поведения, или он совсем одичал, вдали от двора. Дело поправимое.

Опыт воспитания молодых да горячих у него был. Не раз говаривал себе господарь: воспитаешь младшего братца – воспитаешь кого угодно. А Тедош... Голова на плечах есть, огонь в сердце есть, да и в роду предателей не водилось. Со временем выйдет неплохой подручный. Но своих людей нужно и воспитывать своими руками...

«Завтра этим и займусь», - усмехнулся Влад.

Тедош верно ухватил суть: полумерами в Трансильвании не обойтись. Политика захвата уже началась. Купцов он уже взял за  глотки так, что им дышать стало нечем. Теперь нужно, чтобы они сами пощады запросили. Трансильвания жила торговлей, а потому голос колонистов саксов да секеев был ведущим в нестройном хоре трансильванских жителей. Грабежами и пожарами их уже не удивишь: отстроятся, вновь добро наживут и забудут науку господарскую. Пора лично разбираться с местными трансильванскими конкурентами.

Титул князя Трансильвании перестал устраивать сына Дракона. В скором времени о нем будут говорить, как о господаре Трансильвании.

Гости, следившие за этой перепалкой, облегченно вздохнули, видя, что она не завершится традиционной казнью, вновь занялись едой и сплетнями и не заметили, как  Раду исчез, а в зале появились еще двое...

 

-         Оцепить зал!

Псы Дракона, молчаливые воины, тренированные не хуже янычар султана, не подчинявшиеся никому, кроме своего господина, сегодня  они получили распоряжение от своего хозяина слушать приказы  брата, как его собственные.

Свое дело они знали. Тихо и быстро воины оцепили зал. Казалось, ничто не могло вызвать удивления на невозмутимых, словно мертвых, лицах воинов из личного отряда господаря. Ни присутствие отца Николае, который разбрызгивал святую воду и читал молитвы, освящая выходы из пиршественной залы, которые были закрыты сразу же, как в зал вошел Мортимер, а через несколько минут, в другую дверь, слуги проводили нового гостя. Не вызывало удивления и странное вооружение, которое приказал взять им Раду, оно представляло собой короткие отточенные с одной стороны деревянные колья. Не удивил их так же странный приказ брата господаря: по знаку господаря использовать оружие по назначению на Мортимере или этом новом госте – Этьене де ла Марке. 

-         Бить прямо в сердце, - бросил Раду. – Промажете – считайте себя покойниками.

От тревоги и настороженности Раду, которая светилась на его лице в зале, не осталось и следа.

-         Вы, пятеро – на галерею. Ждите там. Если кто сунется – стреляйте.

Пятеро воинов из личного отряда мелькнули неслышными тенями и скрылись на галерее.

-         Господин! – Окликнул Раду один из Псов. -  Все выходы оцеплены, как приказал господарь. Охрана расставлена. Мы готовы. 

-         Где отец Николае?

-         Уже в зале.

-         Всем быть на своих местах.

-         Да, господин. 

Раду молча кивнул и, перекрестившись, вступил в зал.

Времени для размышлений больше не было. Умно или глупо поступает брат – теперь не важно.

Теперь –  время действовать.

И победить.

 

***

Этьен де ла Марк переступил порог пиршественной залы, где звуки и ароматы трапезы окутывали пришедших незримым облаком. Господарь восседал во главе стола, как и положено правителю, и вел беседу с молодым боярином. Гости – иные из которых сидели за длинными столами, иные неспешно прогуливались по залу – не обратили внимания на нового гостя.

Де ла Марку показалось, что господарь заметил его появление, но не показал виду. Видимо, ожидал, что де ла Марк приблизится к нему.

 

Что-то неправильно…

 

Мысль, ледяным осколком царапнувшая сознание, была острой и резкой, словно порыв зимнего, снежного ветра.

 

Что-то неправильно…

 

Магия Сознания была его ведущей магией, и своим, даже самым призрачным ощущениям Этьен доверял больше, чем логически обоснованным, доказанным фактам.

 

«Не лезь в центр событий, Храмовник»

 

Тихий голос подсознания – того, что, по словам Аль-Хазреда, древние жители земли Египетской назвали «ху» – после двух предупреждений отдал четкий приказ.

И де ла Марк не собирался его нарушать. Своему голосу он верил. Именно голос не раз вытаскивал его и Жиля из передряг, в которые им доводилось попадать, шествуя дорогами земли.

Этьен отошел к окну, сливаясь с пышно одетыми гостями, и замер, пытаясь понять: что именно насторожило его до колик в печени. Что произошло за те короткие минуты, которые он провел в отведенной ему комнате, готовясь к предстоящему торжеству?

Ответ пришел так же внезапно, и прозвучал с холодной, бесстрастной четкостью.

 

Ловушка, Храмовник. Это ловушка. 

 

В тень.

Спокойно лавируя между гостями, бывший тамплиер кошачьим движением мгновенно скользнул в тень. Рефлекс сработал быстрее, чем сознание успело понять –  зачем?

Ловушка.

Господарь заварил всю эту кашу – заманить вампира в замок, пригласить на ужин, где будет не только вампир. Как-то не возникал вопрос, о том, кто еще будет гостями на этом пиру.

Нужно уходить. Уходить, пока не поздно.

Этьен де ла Марк, легко, словно тень, перемещаясь по неосвещенным участкам пиршественной залы к выходу, вглядывался в лица.

 

Кто? Кто из вас?

 

-         Де ла Марк?

Каждый нерв в теле Этьена напрягся, готовясь к удару по сознанию – будь то сознание человека или охотника. Храмовник привык размежевывать две эти категории. Однако, долгая, годами выработанная выдержка, позволяющая держать себя в руках при любых обстоятельствах, позволили Этьену спокойно обернуться к говорившему.

-         Господарь?

Обмен взглядами – две темные вспышки.  В одних глазах – насмешка, в других – холодная ярость.

Секунда. Глаза сказали больше, чем уста.

 

…Ты бросил вызов моей силе.

…Ты предал.

 

-         Я хочу предложить тебе игру, Храмовник.

Бывший командор Руанского Дома ответил господарю высокомерным, ледяным взглядом. Ярость уже  испарилась из темных глаз Храмовника, и лишь холодным, вязким ручьем струилось презрение.

 

Ты в ловушке, вампир.

 

-         Какую же, господарь?

Господарь усмехнулся ядовитой улыбкой дракона.

-         Все просто, де ла Марк. В этом зале, кроме тебя, находится еще один человек...

-         Не стоит продолжать, - холодно оборвал господаря Этьен. – Это Охотник. Я так понимаю, тебе мало замковых шутов, запуганных тобой донельзя. Свое чувство неполноценности ты решил потешить дешевым трюкачеством? Понимаешь меня или я сложно изъясняюсь?

Глаза Влада полыхнули яростью. Господарь прикусил губу...

 

…неправильно. Все идет не так, как должно. Нет страха в его глазах – чисты, как озера по утру. Неправильно…

 

… сдерживая желание отдать Псам приказ на уничтожение.  Нет, спокойно. Держи себя в руках, сын Дракона.

-         Из этого зала живым выйдет только один из вас. И кто это будет – зависит только от твоей – или его? – наблюдательности. Победитель получит жизнь проигравшего. Славен приз?

-         Ты считаешь, что я могу поверить слову того, предает своих гостей в своем же доме? Собака – и та не гадит в конуре... Ты не боишься, что я устрою тебе здесь небольшую резню, и все твои планы, которые ты, видимо, так долго обдумывал, рассыплются в прах?

-         Нет, вампир. Зал окружен людьми из моей личной охраны, и я знаю, какое дерево вам особенно не по нраву. Все входы и выходы освящены – если сможешь, попробуй найти щель. Попробуй сделать то, о чем ты мне только что так красочно рассказывал, и я скормлю твои кишки собственным собакам.

Бывший рыцарь Ордена Храма брезгливо скользнул взглядом по господарю.

 -    А я твои – даже собакам не скормил бы.

Знал, как ударить. А потому и бил – беспощадно и грубо. В самое сердце.

От гнева Влад захлебнулся собственным дыханием. Перед глазами закружились черные круги,  свет от факелов словно померк, и лицо стоящего напротив вампира на мгновение исчезло в водовороте неконтролируемой ярости.

Этьен с некоторым удивлением наблюдал за его реакцией. Верхняя губа господаря по-волчьи вздернулась кверху, обнажив острые зубы. Полыхнули глаза, словно вспышка молнии в предгрозовом душном полумраке. Лицо судорожно дернулось, и на мгновенье...

 

…сердце дракона…

 

 ...Этьену показалось, что по залу пронеслось холодное, темное дыхание Грани. 

Где-то в глубоких дебрях подсознания, в его самых темных уголках мелькнула отстраненная мысль: «Прирожденный». Некоторые из людского племени рождались для того, чтобы стать вампирами – их души были сильными, кровь – яркой, изначально они были предназначены для силы Древних Богов.

Однако мысль быстро угасла, словно последняя искра отгоревшего костра.

-         Не испытывай судьбу, де ла Марк. – Влад с трудом сумел взять себя в руки. Ярость все била хвостом по разгоряченным камням сознания. – У тебя есть несколько минут, чтобы сохранить себе жизнь.

...Он не сделал этого.

Шевалье, отпрыску знатной французской фамилии, не пристало нарушать нормы приличия.

Но господарь, поймав на себе последний взгляд скользнувшего в тень вампира, почти увидел плевок у своих ног.

 

Мерцание свечей.

Мерный шум разговоров, словно шум прибоя.

Гости группами разошлись по залу. Здесь, в Валахии нравы проще. Женщины, пытаются подражать моде Европы, Византии и Польши одновременно. И потому, непременный атрибут одежды знатной женщины, передник,  сочетается с шитыми золотом юбками, незатейливые прически, в большинстве своем –  пряди волос, мягко падающие на плечи, перевиты жемчужными нитями.  Мужская одежда богато разукрашена золотым шитьем, вышивкой и драгоценностями.

За окнами сверкает мириадами звезд полночь, теплым ветром, словно листва паутиной, заткан зал.

Разговоры, разговоры… Здравицы. Улыбки. Марионеточные движения. Приглашенные на княжеский пир пьют и веселятся. Веселятся, как могут...

Кто-то из них сквозь гул голосов слышит, слышит отрывочные звуки  мелодии, которые накатывают, словно холодная волна в ключевом озере, проникают в самые потаенные уголки сознания, остаются где-то на дне души, разрывая когтями-звуками слепое чувство покоя. Однако даже те, кому дано слышать эту музыку, стараются отогнать ее от себя – не видеть, не слышать, не знать.

Но для троих в этом зале не существует ничего, кроме музыки.  

Музыка. Тихая, тонкая, пронзительная мелодия – раскаленным железом по коже, молнией по нервам. Ее слышат только трое. 

Высокий, бледный чужеземец. Цепкий взгляд мглистых серых глаз. Черты лица спокойны, однако собранные в тугой узел нервы выдают себя: напряженная, словно тетива стрелы, фигура чужака выделяется на фоне остальных гостей. Он замер у стены,  смешавшись с толпой гостей. Взгляд, подобно плети, отчаянно рассекает толпу. Ищущий взгляд. 

Второй – он замер в тени. Непозволительная роскошь в убранстве зала – свет восковых свеч – оставляет некоторые уголки полутемными. Теплая, душная мгла застилает не только глаза, но и гасит звуки. В полумраке черным серебром блестят глаза второго, кто слышит эту музыку. Он так же спокоен. Мягко скользит по тени, потому что знает – нельзя оставаться неподвижным в движущейся толпе. Он сливается с тенями, мелькает от одного затененного угла к другому. Он смотрит. Ищет.

Третий. Черные бездонные глаза Дракона наблюдают за чужаками. Жесткая улыбка уже несколько раз мелькнула на его губах: те, кто пытаются отыскать и узнать друг друга уже несколько раз проходили друг мимо друга, но так и не заметили. Судьба играла в свои игры, разводя пути тех, кому суждено увидеть друг друга спустя несколько мгновений. Или часов? У третьего, слышащего музыку, это время было.

Этьен, неторопливо перемещаясь по неосвещенным участкам залы, следил за веселящимися гостями. Цепкий взгляд бывшего тамплиера отмечал все мелочи, на первый взгляд, казалось бы, бесполезные. В группе бояр, обосновавшихся подле окна, охотник затесаться не мог: уж слишком рьяно эти люди следили за тем, чтобы никто не нарушал их мирной беседы. Дам в центре так же можно исключить – юные и перезрелые валашские  красавицы так рьяно выставляли себя напоказ, что мысль о том, что одна из них могла быть охотницей, отпадала сама собой.

«Смотри внимательно, наблюдай», - шептал голос из глубин сознания. – «Он не станет прятаться так, чтобы это стало заметно, но и не будет выставлять себя напоказ. Смотри, слушай...»

Этьен замер в углу залы. Сквозь чадящее мерцание свечей он видел, как наблюдал за ним господарь, время от времени отхлебывая из бокала. Рядом с ним Этьен, наконец, разглядел Раду. Тот выглядел, словно на суде – напряженный, сосредоточенный, и, как показалось Этьену, – недовольный. Он склонился к брату, что-то прошептал ему на ухо, однако господарь отмахнулся и вновь окинул зал орлиным оком.

-         Осторожнее!

Этьен обернулся на звук голоса. Подле него стоял молодой боярин, недовольно взирающий на гибкую фигуру вампира.

-         В чем дело? – Этьену было сейчас не до церемоний.

-         Ты бы смотрел по сторонам, - фыркнул боярин.

«А я, по-твоему, что делаю?», - мелькнуло в голове у Этьена, но озвучивать свою мысль он не стал. Только смерил собеседника холодным взглядом, ясно дающим понять, что ввязываться  в конфликт боярину не рекомендуется. Тот намек понял и ретировался – взгляд чужака недвусмысленно говорил о возможных неприятностях.

Этьен отошел, продолжая перемещаться по затененным участкам зала, как вдруг чуткий вампирский слух уловил разговор. Говорили двое за его спиной. Один из голосов принадлежал боярину, с которым только что он говорил, другой – незнакомый.

-         Блаженные.

-         Это точно. Тот, второй гость господаря, тоже сегодня, как перца объелся.

-         Хлебнули лишнего. Непривычные  они к нашей туике1. Головы у них, как у младенцев – ты в них чуток влей, они и откинутся.  

Смех.

Этьен резко обернулся и, не говоря худого слова, ударил взглядом, разбивая хрупкие преграды сознания говорившего. Что-то несмелое, робкое на донышке души боярина сопротивлялось, но магия вампира властной рукой разбивая бастионы веры, ударила еще раз.

«Ты будешь отвечать на мои вопросы»

Разорванная на части воля, теперь была податливым воском в руках вампира.

«Да... Я буду отвечать на твои вопросы...»

«Второй гость господаря – кто он?»

«Я не знаю...»

«Кто?!»

«Не знаю, не знаю! Я не знаком с ним! Он больше с отцом Николае да с господарем общается. Он англичанин...»

«Где он? Где он сейчас?»

Боярин повернул голову и кивнул в другой конец зала.

Этьен проследил за его взглядом, выхватывая из полумрака фигуры людей. Зрение вампира позволяло видеть дальше и глубже, чем человеческое. У стены – группа мужчин и женщин... Целующаяся пара в самом темном уголке... Вот кто-то подошел к столу, налил себе вина...

Внезапно взгляд вампира наткнулся на фигуру, замершую у стены, в полумраке.

Словно огненная вспышка – серые мглистые глаза, черные волосы, правильные черты лица – узнал бы их  из десятков тысяч лиц,  через сотни лет.

Зал исчез... Поплыли перед глазами свечи, люди, стены. Воздух стал серым, словно наполненным едким дымом. Этот дым, гасящий звуки, застилал глаза, оставляя зримым лишь фигуру напротив. Мортимер.

Мразь, на совести которого до скончания веков камнем будет лежать машкульская резня. Предатель, свой среди чужих, чужой среди своих.

Мортимер.

Миг – миг этой вспышки, раскаленным железом по глазам.

Миг – старая ненависть ударила молнией – до кончиков пальцев.

Вспышка, полоснувшая по глазам, вспышка памяти...

 

Лестницы, коридоры, анфилады Машкуля...

Час после рассвета.

-         Этьен! Сзади!

Поворот – упасть на пол. Тонкий свист над головой – осиновый кол глухо стукнул о стену. Помедли он хоть мгновенье, рассыпался бы прахом в рассветных лучах. Рвануться к охотнику, перехватить руку с арбалетом, разворачивая того к себе спиной, прикрыться охотником, как щитом. Охотник задергался, пытаясь вывернуться из захвата, однако нечеловечески сильные руки вампира не позволили этого сделать. Нащупав спусковой крючок арбалета, Этьен развернул живой щит и надавил на крючок. Осиновый кол вонзился в горло стоящему вблизи охотнику. Жертва в руках вампира дернулась – кто-то из его сообщников попытался выстрелить в Этьена...

Отбросив тело, вампир оглянулся. Главная винтовая лестница, ведущая на второй этаж, по которой  еще вчера они с Птенцами поднимались наверх в библиотеку, чтобы обсудить  "Канцоньере" Петрарки: Рауль грозился найти в тексте доказательства тому, что прекрасная Лаура – это Лаура де Новес, жена рыцаря Гуго де Сад. Эта самая лестница, на которой еще вчера они шумно спорили о том, что привело Рауля к такому выводу, сегодня была заполнена охотниками.

В центре группы охотников он заметил Жиля, и сложно было его не заметить: кольчуга в крови, сверкающие черные глаза – словно озера, полные адского пламени – бывший маршал Франции был разъярен. Тот, кто теперь звался Жильбер де Краон, не забыл как держать моргенштерны. Расшвыривая охотников в стороны – «утренние звезды» раскалывали людские черепа, как ореховые скорлупы – он спускается вниз по лестнице.

Тонкий ятаган Франсуа вспышками молнии рассекающий кольчуги. Франсуа, Франсуа-котенок, утонченный, мягкий – любимчик Жиля – словно тень, мелькает среди охотников.

Рауль и Мишель – спина к спине – одинаково сосредоточенные, только глаза Мишеля сверкают азартом, а Рауля – подернуты пеленой беспокойства.

Рене, прикрывая собой Франсуа – однажды именно он нашел его для Жиля, и с тех пор эти двое были неразлучны – с холодной сосредоточенностью прирожденного воина дерется на верхней галерее.

Кровь...

Бывшему тамплиеру, нынешнему вампиру не привыкать к крови. Сколько ее пролилось во время следствия, в камерах, на допросах – до сих пор перед глазами каменное лицо мессира Гийома де Ногарэ, утопившего Орден в крови... «Во благо Франции... Я все делал для блага Франции... Только для блага Франции...» - почерневшими от рвоты губами повторял он на смертном ложе, уже не понимающий, где он – на суде ли Всевышнего или все еще в земной юдоли... Для блага Франции пролилась кровь сотен храмовников – от Великого магистра до сержантов Домов.

Кровь лилась и потом...

Освобождение Орлеана... Под стенами города –  тонкая фигурка девушки, чуть опущенные плечи под тяжестью кольчуги, она смотрит на искалеченные тела убитых, одно на другом, обломки мечей, пыль от разрушенных стен и странная тишина над городом. Кровь стекает по стенам, застывает черной коркой на камнях...

Кровь льется и теперь...

-         МЕССИР!!!

Отчаянный крик Птенца взлетел под потолок – тонкой звенящей струной прерван хриплый мерный хохот Морриган.

-         МЕССИР!!!

Этьен рванулся на крик.

Словно во сне, когда пытаешься бежать по воде – он видит: Франсуа медленно, так медленно падает на руки Жилю... Светлые, пшеничные волосы рассыпаются по плечам...

-         ФРАНСУА!!!

Крик Рене.

Огонь, взорвавшийся в глазах Жиля – черное пламя ярости и боли накрыло замок.

Так медленно – падает. Так медленно.

Луч солнца – рассвет ладонью закрывает глаза Птенцу...

 

 

В тот раз, в Машкуле, победа все же осталась за ними... но какой же дорогой монетой пришлось за нее заплатить... Искусанными в кровь губами Жиля, потерявшего своего любимца – а не для кого не было секретом, что Франсуа всегда занимал особое место в сердце Оборотня... Бессонницей и молчанием Рене, утратившего своего друга... и кто знает, только ли друга? Слепотой Рауля, слезами Мишеля... 

Уезжая из Машкуля, они оставляли за собой полыхающий костер, в котором горели тела охотников. Всех, кто напал на замок.

Всех, кроме Мортимера.

Но судьба справедлива – затаившееся время пробудилось ото сна.

Мертвое сердце ударилось о грудь, застучало, словно пойманная птица в силке.

Не помня себя в сером дыму, окутавшем зал, глядя в одну точку – в противоположный конец зала, на фигуру предателя.

Того, кто именовал себя хозяином страны,  также поглотил серый дым. Что за дело теперь до того, кто был так неуверен в своей власти, что преступал законы чести, чтобы сохранить за собой трон? Что за дело теперь до того, кто презрел законы гостеприимства, уподобив себя предателю, за которым неотступно следили глаза вампира? 

Мир проснулся – звезды дрогнули в сером дыму.

Этьен, не спуская глаз с Мортимера, властно отодвинул с дороги какого-то вельможу и  направился к фигуре предателя.

Судьба нынче сняла с себя вуаль и закрыла им ненавистно яркие глаза  напротив. Нет, не увидит, ибо часы перевернуты, и последние песчинки уже просыпались на дно – их шорох слышен сквозь мелодию, звучавшую для троих.

Мортимер оглядывал зал, надеясь вычислить вампира. Кто это будет? Храмовник или Оборотень? Или кто-то из их выводка? Нет, вряд ли они отпустили бы своих Птенцов. Значит, кто-то из старших, собственной персоной.  Он еще раз окинул взглядом зал. Никого...

Внезапно, чья-то не по-человечески сильная рука легла на плечо и с резко развернула вампира-охотника к себе. Не успев понять,  что происходит, Мортимер ощутил, что те же руки толкнули его к стенке, а вслед за этим последовал сильный, сбивающий с ног удар – ребром ладони по шее. На миг перехватило дыхание, удар бросил вампира-охотника на колени. На периферии сознания он услышал, как общий вздох пронесся по залу, слышал властный приказ господаря, отзывающего охрану: «Назад!» Когда Мортимер поднял голову, на него смотрели серебристо-черные глаза вампира. Эти глаза он прекрасно помнил. Именно они смотрели на него на пыльной дороге в Аравии, именно эти глаза смеялись вместе с ним у камина в Машкуле.

-         Храмовник.

-         Вот и встретились. 

Этьен не стал тратить время на бесплодные оскорбления и выяснения отношений.

Серебристо черной молнией взгляд Храмовника рассек мглистый туман серых глаз охотника.

-         Смотри на меня.

Мортимер принял бой – он понимал, что ему ничего другого не оставалось. Господарь отнял от него руку свою, и теперь в Валахии ему не найти защитника. Да, не ошибался он, когда думал, что господарь этой дикой страны благоволит только силе и удаче...

Прежде чем ответить на вызов Храмовника, Мортимер успел услышать, как гости спешно покидают пиршественный зал, повинуясь приказу своего господина. В дверях же появилась охрана господаря. Псы Дракона были вооружены арбалетами. Охотники тоже использовали арбалеты,  для них на Втором Латеранском соборе  Его Святейшеством было сделано исключение – тайным повелением папы, передающимся от одного к другому, охотникам было разрешено использовать богопротивное оружие против богопротивных тварей, как против иноверцев. Некогда Орлеанской Деве, решением богословского суда в Пуатье, позволено было носить мужскую одежду, выполняя мужские дела. В былые времена Мортимер часто задумывался над тем, как часто церковь воинствующая идет на уступки самой себе...  Впрочем, сейчас  не было времени на размышления. Господарь покровительствует силе. Чтобы спасти жизнь, нужно выиграть этот поединок. 

Исчез дымный свет факелов,  исчезли стены помещения, остались только глаза напротив – два бездонных провала в память, сознание и волю противника.

Мортимер не спешил атаковать – пусть начинает противник.

Удар был резким – Храмовник ударил памятью и злостью. В сознании Мортимера закружились образы крови, стекающей по ступеням Машкуля, пепла, кружащегося в лучах рассвета. Образ-эмоция-память – глаза Оборотня. Отчаянье, боль, бессилие – такими эти глаза были только два раза... Вглубь сознания – когда? – вижу: Оборотень обнимает беловолосого юношу, чей взгляд видит глубже и дальше живых – кто он? – вижу: первый, он был его первым Птенцом. Повенчан со смертью. Второй раз – глаза Оборотня. Это раньше. Проблеск сознания в безумии. Вижу: молящие, беспомощные глаза – «прости!» – вижу...

Образ-эмоция-память...

Это – чужая боль. Я  научился не видеть боли. Я научился не видеть смерти. Не выйдет, Храмовник! Ты выбрал это оружие? – Тогда смотри.

Образ-эмоция-память...

Этьен прикрыл глаза. Удар памятью – растерянность, отчаянье, боль – старые эмоции, словно запекшаяся на виске кровь.

Пыльная дорога, восходящее солнце, фигура, стоящая на дороге – новорожденный Птенец, брошенный, он смотрит вослед удаляющейся повозке.

Ты бросил меня.  Ты, Храмовник, говоришь о предательстве? Ты предал меня. 

Смотри.

Этьен не отвел взгляд. Но образ в сознании Охотника всколыхнул вопрос, который, подобно червю, подтачивал его память. Возвращаясь к тому эпизоду в Аравии, Этьен снова и снова задавал себе вопрос: если бы тогда он не оставил Мортимера одного на дороге?.. А мог ли он это сделать, когда в повозке лежал якобы казненный после скандально известного судебного процесса маршал Франции – а в то время  его Птенец, раненный охотниками? Мог ли он позволить увидеть англичанину своего Птенца?..  Как знать, может, частично он виноват в том, что произошло с Мортимером?..

Мортимер продолжал давить образом-памятью. Промелькнуло лицо Селима, отдающего приказ своим воинам выбросить его на дорогу. Промелькнули лица вампиров, отвернувшихся от изгнанника...

Что ваша раса сделал для  меня? За что я должен быть ей предан?

Этьен отступил на шаг.

Ответь мне, Храмовник!

Еще один удар эмоцией-злостью, эмоцией-обидой.

Ответить тебе? Хорошо. Я отвечу.

Этьен удержал удар Мортимера.

Ты помнишь де Брикассара?..

Образ-узнавание. Высокий, черноволосый, никогда не улыбающийся вампир – охотник на охотников. Одиночка.

Да, того самого. Того, кого вы прозвали Скитальцем? Ты знаешь его историю? Он тоже изгнанный. И у него нет Хозяина. Так же, как и ты,  был Превращен против воли. Он бежал от своего Хозяина и стал изгнанником. Что ты скажешь на это, Мортимер? Что помешало ему мстить всем вампирам?  Всем без разбора? Быть может то, что его  научили не предавать законов гостеприимства? Может потому, что он – крестоносец – нашел в себе силы  принять свою новую суть? Может потому, что он не струсил, как ты – сумел не побояться новой жизни? – А ведь было время, когда и его гнали отовсюду, как прокаженного. Что дало ему силы не  сунуть голову в песок, как страус, если ты знаешь, кто это?

Серые мглистые глаза Мортимера, все таким же туманом окутывали черные молнии-вспышки глаз Храмовника. 

Совесть? Страх? - Это твое новое оружие, Храмовник? Не взывай к этим чувствам. Я не знаю, что это, по отношению к врагам. Вы – мои враги. Вы всегда были моими врагами. Я всего лишь вернулся к старому ремеслу.

Образ-память.

Еще молод. Еще человек. Принимает присягу, слышу: я, отказавшийся от собственных желаний, во имя Бога Отца и Сына и Святого Духа, самолично присоединяясь к Священному Воинству Церкви и давая суровую клятву, обещаю хранить обет добровольного и строгого послушания быть верным слугой и защитником Храма Божьего, беспрекословно подчиняться приказам...

Смех. Смех – глубокий, искренний, заразительный.

Да вы даже собственного текста присяги составить не могли! Церковь, папа, обвинившие мой Орден  в ереси и дьяволопоклонничестве,  вложили слова нашей присяги в ваши уста. Мортимер,  да вы, охотники, – это просто насмешка над законами бытия. Вы надеваете маски и подражаете силам, существовавшим до вашего рождения и тем, что будут продолжать быть после вашей смерти. Вы, словно дети, играете  в ваши игры – и слова, некогда услышанные от взрослых, слова, что для взрослых полны истинного, изначального смысла, вы наполняете своим искаженным смыслом. Эмоции, что...

Стоп.

Ловушка, храмовник!

Этьен быстро отступил  – и в то же мгновенье в брешь-эмоцию, что существовала лишь короткий миг назад, последовал удар воли. Сильный, сокрушающий – но он не достиг цели, натолкнувшись на ответный бросок воли.

Не выйдет, Мортимер. Тебе не поймать меня. Враги? Мы – твои враги? Селим – твой враг? Я? Наш Дом, давший тебе приют в Машкуле? А твои друзья – кто они? Есть ли они у тебя? Есть ли друзья у предателей? Я бы поостерегся, ибо предавший один раз, предаст еще. И еще. Знают ли об этом твои «друзья»? Или у тебя их нет?

Шаг назад. Этьен ощутил, как дрогнула защита.

Друзья? Нет, Храмовник. У меня нет друзей. Я не могу позволить...

Неужели? Не можешь позволить? Может потому что никто  не хочет тебя в друзья? Потому что никто не желает открыть свою душу предателю? Кому ты нужен, Мортимер?

Я...

Селим отказался от тебя, просто потому, что не хотел возиться с тобой, как с вшивым бродягой. Никто из твоих собратьев не выскажет и слова боли и сожаления после твоей смерти. Потому что люди умеют ценить верность, а ты – предатель. Предатель, который не нужен никому на этой земле.

Твой Птенец – Жиль де Рэ, так ведь? – он кому-то был нужен тогда, во время суда?!

Да. Мне, Мортимер. Даже на дне ямы, под осиновой сеткой, под контролем сознания диких вампиров – как ты думаешь, где я был одиннадцать лет, рассказывали ведь тебе об этом? – даже там я помнил о маршале. Да, Мортимер – о буйном, прекрасном, верном, самоотверженном маршале Франции, который жизнь готов был отдать за Деву. А ты? Есть ли у тебя человек, за которого ты готов отдать жизнь? Есть ли человек, который готов отдать жизнь за тебя?

Шаг назад. Мортимер попытался опустить голову. Однако жесткие пальцы Храмовника рывком приподняли подбородок, не позволяя опустить глаза.

Что скажешь, Мортимер?

Удар воли.

Молчание.

Снова удар воли, рушащий преграды над сознанием – одну за другой.

Зрачки Мортимера расширились.

Удар.

Что ты можешь мне ответить, Мортимер, никому не нужный на этой земле?

Воля была сломлена – и перед мысленным взором Храмовника открылась огрубевшая от боли, искалеченная душа.

Что ответить тебе, вампир? Дай тебе твои боги счастье никогда не познать одиночества...

Боль в словах.

Я не познаю одиночества, Мортимер. Потому что я никогда не предавал ни  себя, ни других. Потому что, в отличие от тебя, я умею любить и прощать. А ты, охотник, слушай мелодию последних просыпающихся песчинок в часах твоей жизни... Вот так – слушай ее Мортимер! Я знаю, что ты слышишь в ней – стук топора о плаху, крик Франсуа, слушай, предатель, слушай. Слушай крики тех, кого ты предал, пусть души их придут к тебе, пусть голоса их вплетутся в эту мелодию, пусть их тени восстанут перед тобой – из-за Грани – так, как однажды тени восстали пред Гийомом де Ногарэ... Слушай эту мелодию, Мортимер... Я знаю –  ты слышишь ее.

Так слушай. Слушай шорох последних песчинок в часах, слушай...

 

Этьен отступил на шаг, отпустив охотника. Мортимер, проигравший поединок, медленно осел на пол.

 

...А ты – именующий себя хозяином страны? Ты слышишь – ты слышишь, как серебром бубенцов звенит поступь уходящих духов? Они – чужие людям, они, хранящие время, они осколки старого мира – и наш народ им подобен. Кого ты предал, господарь? Чужаков, пришедших на твою землю? Слушай, господарь, полуночные танцы духов твоей земли, слушай их легкую поступь – ты слышишь? Они уходят. Они не останутся... Мне страшно оказаться тобой,  господарь – ты предал осколки старого мира, так бережно хранимые руками бесплотных духов твоей земли.

Ты одинок на своей земле. Кровь, пролитая тобой, не взрастила травы на земле – души исторгнутые тобой, станут тенями за твоей спиной. Ты одинок, господарь – и нет иного ада, страшнее этого. Ты предал закон открытых дверей, ты предал закон преломленного хлеба – а духи не простят тебе этого. Нет в твоих глазах отныне взгляда Дракона – не сын ты тому, кто не прощает предательства своих братьев.

Слушай музыку, господарь. Слушай...

 

Этьен очнулся.

Он видел, как попытался метнуться к двери Мортимер, видел, как Псы Дракона не дали ему выйти. Он видел, как сам господарь встал  на пути охотника-вампира. Видел, как схлестнулись взгляды Мортимера и Дракулы – железная воля и ослепляющая вера господаря не дала сбежать ренегату.

А теперь господарь стоит напротив Этьена, стоит, не в силах слова  вымолвить и кусает губы. Что-то нечеловеческое мерцало в глазах победившего вампира, нечто, что не оставляло места ни гневу, ни оправданиям, ни возражениям. 

Этьен встряхнул головой, отгоняя наваждение.

-         Вот что, господарь. Хватит разговоров. Ты сказал, что отдашь мне противника, если я выиграю. Так как? – Приглашающий жест. – Он мой? Или у тебя есть еще пара сюрпризов для победителя?

Влад сжал губы так, что те побелели. Рвалась какая-то нить – что-то обрывалось, заканчивалось. Что-то уходило – безвозвратно, неотвратимо.

Однако господарь подавил поднимающееся из груди отчаянье – 

 

...откуда это, что это?..

 

– и кивнул.

-         Я умею держать слово. Мортимер твой.

Этьен поморщился. Ему было неприятно смотреть на самоуверенное лицо господаря, который, видимо,  впервые в жизни получил щелчок по носу собственного самолюбия. В глазах стоящего перед ним – непонимание, досада – досада человека, который впервые в жизни не получает того, что хочет получить. Где-то в глубине души Этьен почувствовал мрачное удовлетворение. На большее не хватало души – лишь на краю ее, переполненной злостью и радостью, ненавистью и усталостью долгого ожидания, оставалось немого места.

-         Хорошо, - сказал, словно сплюнул, вампир. – Тогда прикажи доставить сюда моего пленника, убери своих шакалов и... постарайся больше никогда не попадаться мне на пути.

-         Если ты...

-         Я даже кровь из тебя пить не буду. Гнилая кровь оскомину набивает.

Глаза господаря потемнели, однако Влад молча кивнул. Только сын Дракона будет знать, каких усилий стоил ему этот спокойный кивок. Жестом подозвал Раду.

-         Приведи сюда Мортимера.

-         Как прикажешь, господарь, - поклонился Раду, стараясь не смотреть в глаза брату.

Влад проиграл в первый раз. Он вступил в схватку с силой, которую считал равной себе, и проиграл. Он говорил, что хотел бы поставить себе на службу вампиров. Ложь. Раду всегда понимал это. Это была ложь перед самим собой. Влад, посчитавший, что ему, сыну Дракона, бросили вызов, сам ввязался в схватку с нечистой силой. Он желал доказать – себе доказать – что его сила не только над людьми. И проиграл. «Правитель, подозревающий кого-то в мятеже или предательстве, всецело отдается во власть навязчивой идеи» - кто же сказал это? Раду передернуло: как можно так жить, когда каждого подозреваешь в предательстве, когда не доверяешь никому, когда не находишь ни одного места, где бы мог не думать об этом?.. Такой человек половину ошибок совершает именно потому, что постоянно ждет предательства, вызова, угрозы и боится довериться кому-либо. Такой человек одинок. Влад жил именно так. Никогда ранее его не подводило одиночество, но сейчас он проиграл. Хотя какой выигрыш мог быть в случае, если бы победил Мортимер? Раду не сомневался, что повернись судьба так – Влад, не задумываясь, казнил бы Мортимера. Старшой не выносил лжи, а Мортимер солгал, когда не раскрыл господарю свою истинную суть, и тем самым он приговорил себя к смерти.

Но такой проигрыш стоил больше, чем несколько дней разочарования. Раду знал, что Влад надолго запомнит его, надолго запомнит слова, брошенные вампиром, от которых мурашки по коже бегут до сих пор.

Раду было страшно представить, как Влад постарается возместить перед самим собой этот проигрыш...

 

***

Ветер...

Карканье воронов над лощиной близ замка.

Руки ночи легли на траву, застилая глаза спящим. В деревне неподалеку – звон колокола, два удара, третий – ниже. Мерные удары колокола. Люди не выходят в эту ночь из домов. Ночь летнего солнцестояния – прыгать бы девкам да парубкам через костры, жечь бы Марену да Ярилу, венки плети, бабам бы травы искать – но нет, сидят по домам, наглухо закрыв двери да ставни.

От сельской церквушки доносятся мерные удары колокола. Долетают до холма.

Шестеро.

Шестеро стоят на холме, под лучами полной луны. Шестеро смотрят на горящий костер.

Ветки полыхают, освещая их лица. Только одно огнище горит в окрестностях Лугошоара в эту ночь. Никто не прыгает через это пламя, очищаясь от грехов, накопившихся за год. Никто не бросает в костер старую одежду. Не Марена и не Купало горят на костре.

Шестеро неотрывно смотрят на костер.

Языки пламени отражаются в черных горящих глазах Оборотня. Словно холодный мрамор – лицо Храмовника. Братья – Мишель и Рауль – стоят поодаль, обнявшись, прижавшись друг к другу. Взгляд Рауля, обычно полный тепла, сегодня наполнен льдом. Рене помертвевшими от ненависти глазами взирает на костер. Амалек положил руку на плечо старшему Птенцу.

На костре – не Марена и не Купало.

Огонь, поднимается все выше и выше.

Языки пламени охватывают фигуру, прикрученную к столбу в центре костра. Люди в селении крестятся, их губы шепчут молитву за несчастного.

И только эти молитвы, молитвы людей, не знающих его, никогда не видевших его, шелестом скользят рядом, только их ощущает черноволосый человек с серыми мглистыми глазами, прежде чем пламя накрывает его полностью, отпуская истерзанную душу за Грань времен...