Глава 2.

 

 

-         Нас там не было. А  потому никто сейчас с полной  уверенностью  не может сказать, как все произошло... 

-         Но мы можем рассуждать логически…

 

Из разговора двух умных людей

 

Лето, 1461 год.

 

-         Он испуган.

Господарь отбросил королевское послание и удовлетворенно рассмеялся.

 

...Последние пять лет владычества сына Дракона не прошли впустую. Трансильвания покорилась.

На крови десятков посаженных на кол трансильванцев возводился трон для нового повелителя земель лесов и виноградников. Поставленные на колени, жители приняли нового правителя, и теперь свои послания он подписывал не иначе как «Влад, сын Влада, господарь Валахии и Трансильвании». Король Венгрии,  Матиаш Корвин, укреплявший свою власть в Венгрии, был вынужден отказаться от владычества над Трансильванией. Передавая земли Владу, он считал так: раз господарь Валахии принимает от него земли Трансильвании, то тем самым он признает над собой владычество венгерской короны. Влад не стал спорить.

Валахия, на которой последние десятки лет не гасли пожары, не всходили травы под ногами османов и мятежных бояр, в железном кулаке сына Дракона  стала оживать. Торговцы, исправно платившие налоги, могли быть уверенны в процветании: старая боярская клика, раздиравшая казну на части, как воронье добычу, уже несколько лет горела в аду. Впервые за несколько десятилетий господарь пережил своих бояр, руководствуясь старой, как мир, поговоркой «вера в бозе, а сила в руце». Этой же самой рукой, казнившей налево и направо, устанавливая порядок в стране, господарь объединенной Валахии сдерживал не в меру ретивых соседей. Матиаш решил не рисковать: ссорясь со своим соседом, он открывал свои юго-восточные границы османам.  Несмотря на то, что формально Молдова поддерживала Польшу, господарь Валахии мог быть уверен в лояльности молдовского правителя, Штефана чел Маре, который взошел на трон не без помощи своего валашского друга.

Однако намеченный несколько лет назад крестовый поход на турок все откладывался. Как всегда, отделываясь громкими фразами, правители большинства стран отговаривались, как только дело доходило до прямых действий – кто внутренними войнами, кто экономическими трудностями. Большая часть денег, выделенных на поход папой, как водится, осела в кошелях коронованных особ и их присных.

Валахия осталась в одиночестве...

 

Влад с нетерпением ждал от Матиаша ответа на свое послание, в котором он намекал венгерскому королю на весьма тяжелую обстановку на границах и возможную вынужденную необходимость заключить более прочный союз с лояльно настроенными претендентами на венгерский престол. Говоря попросту, это был шантаж чистой воды: «Или вы, Ваше Величество, соглашаетесь помочь мне, или я помогу вашим противникам». Зная о том, что недавно папа в очередной раз посулил Матиашу большую сумму денег на организацию похода, господарь решил   не ограничиваться полумерами. Папа посулил пряник. Оставалось пригрозить кнутом.

-         Я этого и ожидал. Матиаш понял, что шутки становятся серьезными.

Раду удивленно поднял брови.

-         Если ты ждал подобного ответа, тогда зачем...

-         Потому что если бы я продолжал смиренно просить о помощи, то Матиаш в очередной раз не обратил бы внимания на мое послание. Я знаю, что сдерживать Мухаммеда нам по-прежнему придется в одиночестве. Пока я в состоянии это сделать. Однако в том случае, если дело станет совсем плохо, я должен быть уверен в том, что Матиаш будет менее нерешителен, чем его отец.

-         Проще говоря, ты припугнул его на будущее?  

-         Вроде того. Он не дал прямого отказа – вот смотри сам. – Влад бросил брату королевское послание. – Матиаш, как всегда отговаривается напряженной внутренней обстановкой,  сложностями с казной... Но он готов придти на помощь в крайнем случае. А именно это мне от него и нужно было. Он любит деньги папы, но не желает рисковать своим животом ради призрачного крестового похода. Но, если он не поддержит меня, то откроет прямой проход туркам прямо к Венгрии. А этого он не хочет. Так что... пока можно быть спокойными.

-         Ты решил прекратить выплату дани?

-         Да. Моя армия достаточно сильна, чтобы противостоять османам. Кроме того, я хорошо знаком с их карательной политикой, я знаю, как Мухаммед ведет войну. Он сам научил меня, - недобро усмехнулся Влад. – Поскольку он не сможет открыто нарушить мир, он пришлет послов для переговоров. Если послы и охранный отряд просто не вернуться домой, как мыслишь, что он сделает после этого?

-         Направит еще один отряд, более многочисленный, - пожал плечами Раду.

-         Именно. А представь себе, что и они не вернутся, никто из них, а? Как сквозь землю проваляться.

-         Он направит армию, во главе которой пойдет сам... Влад, ты просто не сможешь остановить его войско.

-         И это мне говорит сын нашего отца? – хмыкнул Влад. – Успокойся, Раду. Пока что султан сидит в Адрианополе.

-         Он готов к сюрпризам, Влад.

-         Я знаю, меньшой... Но он даже не подозревает, какие именно сюрпризы его ждут. 

Раду вернул бумагу брату. Влад распутал шнурки, стягивающие ворот верхней рубахи, и стащил ее. Летний день выдался жарким. Кроме брата, официальных лиц в покоях господаря не наблюдалось. 

-         Хороший день, - вытянулся в кресле Раду. – Микош!

Слуга, дежуривший у дверей, не замедлил появиться на пороге.

-         Еще вина.

Тот кивнул и испарился. Личные слуги господаря в совершенстве овладели наукой испаряться быстрее ветра.

-         Ты не упьешься, меньшой? – хмыкнул господарь. – Жарко нынче.

-         Не учи меня.

-         Кто ж тебя будет учить, если не я? – продолжал подразнивать брата Влад. Раду слишком уж трепетно относился к своей независимости.

-         Слушай, Влад, может, хватит, а?

-         Отец завещал мне приглядывать за тобой...

-         ...а не заглядывать в кубок!

Влад расхохотался, перегнулся через стол и взъерошил густые волосы Красавчика Раду, как в последнее время стали называть младшего брата господаря. Как и следовало ожидать, тот фыркнул, вскочил и сверкнул глазами в сторону Влада.

-         Влад!!! Еще раз ты это сделаешь и я...

Глядя на хохочущего брата, Раду бессильно махнул рукой.

-         Да что с тобой говорить...

-         Серьезный ты стал, – никак не унимался господарь. – А помнишь, как я тебя в детстве за уши драл? Знали б о том твои девки... Может рассказать им, как ты мыслишь?

Раду покраснел. Даже наедине с братом, он не любил таких душераздирающих воспоминаний.

-         Я все не могу решить, как лучше: когда ты в плохом настроении или когда в хорошем?

-          Ладно. Пока ты делаешь свой важный выбор, предлагаю тебе прогуляться по городу. Вечерком, э?

Раду хмыкнул. Старшой любил иной раз переодеться горожанином, спрятать лицо под капюшоном и выйти погулять в Тырговиште. Как он говорил: «Глядишь, чего нового о делах в городе узнаю. Не все ж бояр слушать». Каждая из таких прогулок заканчивалась сюрпризом. Приятным или нет – зависело от настроения Влада.

Раду поднял наполненный кубок и улыбнулся.

 

***

Ясный летний вечер проливал потоки солнечного света на камни мостовой. Лучи не делали различия между знатными вельможами и простыми горожанами, заставляя щурить глаза и даму в роскошном, покрытом вышивкой платье, и молодую девку, торгующую яблоками.

В центре площади расположился табор бродячих цыган-ловари. Баро – старый цыган, лет за шестьдесят, наклонив голову, советуется с пхури – еще молодой женщиной, в белой кофте. Черные блестящие глаза гадалки скользят по снующим по площади жителям Тырговиште. Цыганчата носятся пор площади, как заведенные, их не отличить от местных ребятишек. Только и слышно от табора:

«Воздухо - тхуд сы тато!»1

«Золотой! Руку дай, правду скажу, всю правду скажу!»

«Молодая-красивая, дорогу дальнюю тебе вижу!»

Для цыганок это просто работа. Не берут денег за гадание цыгане, знают, деньгам не место в предсказаниях. Да и гадать по-настоящему может только пхури – предсказательница. А кто найдется из доверчивых жителей, кто поверит, сам виноват – вон, молодая девка пошла, щеки раскраснелись, отдала гадалке все монеты из кошеля.

Площадь шумит.

Торговцы предлагают хлеб, вино, молоко, на все лады расхваливают товар. Женщины до хрипоты торгуются, доказывая хозяевам, что молоко прокисло, вино перебродило, а хлеб зачерствел. А потому, просить за товар такую немыслимую цену – это живодерство и нарушение законов господаря!

То и дело слышно:

-         Управы на тебя нет, живодер! Вот погоди, доберется до тебя господарь!

-         Молчи, старая, как бы до тебя не добрался, да не отрезал тебе места срамные: поди, весь Тырговиште знает, сколько рогов ты Андрушу наставила!

-         Люди добрые,  посмотрите, что язык его поганый мелет! Тьфу в глаза твои, чтоб тебя черти взяли! Когда ж это я Андрушу рога наставляла?! Сам девок по сеновалам топчешь, ирод!

-         А чтоб тебя, ведьма старая. Иди хоть в пекло с чертями целуйся, только рядом не стой. Пошла отсюда!

-         Ах ты, собака старый!..

Вокруг лотка мгновенно собралась толпа любопытствующих. Не каждый день старая Рада пускает в дело кулаки. Но уж если такое случается – есть на что посмотреть.

Толпа зевак хохотала, глядя как Рада, оседлав торговца молоком, с силой таскает «живодера» за волосы, учит его порядочности и скромности и слезно жалуется на свою несчастную женскую долю, старость и немощность.

-         Что стряслось?

Торговец вином, хватаясь за бока от смеха, даже не  обернулся на голос, чтобы не пропустить захватывающего зрелища.

-         А что, не видишь? Рада Костаса жизни учит.

-         А что ж он натворил такого-то?

В это время Костас, изловчившись, выскользнул из-под грузной Рады и  повалил ее на землю. Мужская половина толпы зааплодировала.

-         Будешь знать, карга старая, как язык распускать!

-         Ой, людоньки! Ой, помогите! Жизни лишит, живодер!

-         Давай, ее Костас! Учи уму-разуму, чтоб язык не распускала!

-         Ой, бабы! – завопила Рада. – Что ж вы стоите? Чай попустите сейчас мужикам, они же с вас дома три шкуры спустят!

Женская половина толпы выразила горячую солидарность словам Рады и устремилась на Костаса доказывать это на деле.

-   Мужики! – раздался голос торговца вином. – Бабы Костаса бьют!

Мужская половина ринулась выражать мужскую солидарность. И тоже отнюдь не на словах.

...Влад и Раду едва выбрались из общей свалки.

-         Тьфу ты! – отплевывался Раду. – Точно, ведьма. Вот зараза – ты посмотри, чего натворила.

Влад хмыкнул.

-         Правду говорят: не гневи бабу – прогневишь бога. А с этими я завтра разберусь. Проследи, чтоб эту бабу с торговцем завтра ко мне доставили. Пускай бы себе дрались, так посмотри, как площадь вверх ногами поставили. Да... Пристава завтра тоже ко мне.

-         Как прикажешь, господарь, - кивнул Раду.

Бросив взгляд на брата, он непочтительно рассмеялся.

-         Что такое? – нетерпеливо отозвался  Влад.

-         Посмотри на себя!

-         В куда мне на себя посмотреть? – язвительно отозвался брат. – В твои ясные глаза? Что стряслось?

-         Влад! – смеялся Раду. – Бабам щеки подставляешь?..

-         Раду! – рявкнул господарь, отирая кровь с расцарапанной щеки. – Прикуси язык!

-         Уже молчу...

Однако меньшой брат продолжал давиться смехом.

-         Иди сюда, мил человек.

Влад резко обернулся. За спиной стояла цыганка, которая несколько минут назад разговаривала с баро. Пышные волосы свободно спадали по плечам, на кофте звенели медные украшения. Черные немигающие глаза неотрывно смотрели на Влада.

-         Ступай за мной, мил человек. А брат твой пусть тут подождет.

Тринадцать лет  постоянных опасностей научили господаря мгновенно оценивать обстановку. Он, не задавая вопросов, кивнул Раду. Тот мгновенно проглотил смех,  кивнул в ответ и скользнул в сторону, затерявшись в толпе.

-         Не надо звать своих псов, мил человек. Пусть врагов твоих собаки кусают. Пойдем-ка со мной. Руку твою посмотрю.

-         Откуда ты меня знаешь?

-         Не я знаю, - последовал спокойный ответ. – Алако1 знает. 

Господарь метнул быстрый взгляд на женщину, и кивнул. Как только она развернулась спиной, он нащупал у пояса кинжал, спрятанный под одеждой.

-         Оставь, - не оборачиваясь, произнесла цыганка. -  Не будет зла тебе от нас.

-         Что нужно тебе?

-         Говорю тебе: руку твою велено мне посмотреть.

-         Велено? Кем велено? – Голос господаря зазвучал металлом.

-         Ромы - свободный народ. Мы не служим никому, не берем денег за предательство. Ступай за мной.

Влад перехватил цыганку за руку.

-         Если ты...

Спокойный взгляд был ему ответом.

-         Не от меня тебе беды ждать. От другой женщины жди. Заходи, мил человек.

Цыганка откинула полу шатра и зашла внутрь.

Влад еще раз оглядел округу. Цыганский баро сидел у повозки и внимательно наблюдал за шатром пхури. Драка на площади продолжалась, но в переулке уже замаячила городская стража. 

-         Заходи.

Господарь, положив руку на кинжал, ступил в цыганский шатер.

-         Садись. Не простой ты человек. Не простой...

-         Откуда знаешь?

-         Глазами смотрю.

-         Ну, вызвалась гадать – так гадай. Сколько тебе заплатить?

-         Не беру я денег. Не место им на ладони, с которой читать буду. Вытяни руку.

Цыганка уселась на пол, подвернув под себя ноги. В полумраке шатра немигающие глаза пхури казались мертвыми. Цыганка вздохнула тихо, одной грудью и кивнула гостю, призывая его сесть напротив. В шатре пахло странно. В Эгригез Влад однажды побывал в комнате Али-паши, главным агалары2 крепости. Хотелось бы забыть те несколько часов, но Влад знал, что запомнит их. Запомнит до тех пор, пока не встретится с Али-пашой снова.  В покоях ага стоял такой же запах: одурманивающий, сладковато-горький, поднимающийся с жаровен, на которые прислуга капала душистое масло.

Память нахлынула, словно волна запаха, охватила всю голову, возвращая мысли на тропы прошедшего, заставляя забыть об осторожности... Вся тревога, подозрительность словно растаяли в одурманивающем запахе.

Влад, слабо отдавая себе отчет в том, что делает, уселся напротив цыганки, так же подвернув под себя ноги.

Пхури медленно протянула руку, взяла руку господаря, развернула ее ладонью. Задумалась, шевеля губами, произнося невнятные слова.

-         Мысли твои неспокойны.

Снова молчание, снова губы шепчут невнятные слова.

-         Прошлое вижу. Раны у тебя. Кровь твою ранили, душу ранили, сердце ранили. Вижу еще: нанес тебе рану мужчина,  мужчина ее и исцелит. Будет беда тебе от женщины. Еще вижу: предаст тебя женщина, дева верна будет. Любишь ты дом свой. Большой дом у тебя – под стать сердцу. Дом твоим останется. Но вижу дорогу – уйдешь надолго. Оставишь в доме кровь свою. Будет твоя кровь в доме жить, пока не вернешься. Ненадолго вернешься. Снова уйдешь. У порога жить будешь, охранять дом свой и кровь свою. А кровь в доме жить останется. У тебя другой дом будет. Про него – не вижу. 

Снова молчание. Пхури переворачивает руку, разглядывает хитросплетение линий на ладони.

-         Вижу еще. Нет веры в сердце. Шакалы вокруг. Да не только шакалы. Вижу: будут у тебя трое. Вижу – два крыла рядом. Придут они за мальчиком – над ним будут да над тобой тоже. Ранил ты крыло одно, но заживет крыло. Хранить тебя будет.   

Пхури молчит, переворачивает руку, и шепчет, и шепчет одной ей понятные слова. Долго молчит. Потом отпускает руку и долго смотрит в глаза мужчине.

-         Уходи.

-         Что?

-         Не стану больше говорить тебе.

-         Что увидела?! Говори.

Пхури молчит, качает головой. Потом, не глядя в глаза мужчине, произносит:

-         Душу твою не земля, ни небо не примет.

Поднимает голову. Мертвые глаза смотрят прямо.

-         На руке твоей смерти не вижу.

Влад отшатнулся от гадалки.

-         Что?

-         Иди.

Некоторое время господарь еще смотрит на гадалку, но та молчит, опустив глаза. Не двигаясь. Запах все так же плывет по шатру, навевая странное ощущение нереальности происходящего. Что-то происходит, но не здесь, не сейчас, не с тобой. Что-то странное... Влад читал однажды о том, что у греков были богини Мойры. Три старые женщины, что так же, не глядя в глаза, пряли нить жизни, завязывали на ней узелки и обрывали нить. Сейчас у господаря в груди когтями скребло чувство, что он говорил с той самой, что нить жизни обрезала. Как бишь, Штефан ее называл? – Атропос. Пропустила Атропос его нить.

Влад тряхнул головой, сбрасывая наваждение.

-         Ладно, - кивнул он. – Сколько тебе заплатить, женщина?

Пхури вновь подняла кажущиеся мертвыми глаза.

-         Заплатишь. Но не мне. И не сейчас.

Не говоря больше не слова, господарь поднялся с места и вышел из шатра.

 

Баро все так же неотрывно наблюдал за шатром и не отвел взгляда, когда оттуда вышел черноволосый человек, лет тридцати, с горящими глазами. Пхури редко кого звала в шатер. Значит, увидела что-то.

Человек остановился возле шатра, вздохнул полной грудью и быстро зашагал прочь от площади.

Через некоторое время из шатра вышла пхури.

Подошла к баро.

-         Что?

Женщина ответила цыгану долгим взглядом.

-         Дракон вернулся, баро. Карпатский Дракон вернулся. 

 

***

 

Господарь сидел за столом в своих покоях. Горели свечи – за окнами шел дождь, и пасмурное серое небо давило на плечи. Разразившаяся посреди летней жары гроза была сродни характеру нынешнего валашского правителя.

Сам господарь перечитывал доставленное ранним утром послание от султана Мухаммеда.

 

…Мухаммед прекрасно помнил дикого валашца – яростные огненные глаза юноши надолго отпечатались в памяти владыки правоверных. Его с его братом отправили в Эгригёз, где султан повелел установить строжайшее наблюдение за отпрысками непокорного валашского господаря. По докладам Али-паши, Влад показал себя примерным юношей... Теперь это был уже далеко не юноша. Перестал он им быть, думал султан, в день, когда до его ушей дошла весть о смерти Дракона. После того, как семнадцатилетний Влад узнал о казни отца, так и не заплатившего дань, не остановившего военные действия, он умудрился сбежать из крепости. Как ему это удалось – только Аллах ведает. Несколько дней без воды и еды в пустыне... Дикое сердце. Варвар.  Только тогда, после побега, Мухаммед понял, что мальчишка перестал быть мальчишкой уже давно, что покорность юного Влада была хорошей игрой, длившейся несколько лет, терпеливым выжиданием, которое позволило улучить момент для побега.

Вот и сейчас. Влад Дракула писал об очередном  нападении приграничного гарнизона Османской империи на валашские границы. В своем послании, он писал о том, что «...валашский господарь, покорный раб султана, в очередной раз вынужден был покарать Мурад-пашу, который, несмотря на двусторонний договор, осмелился напасть на дружественную  султану страну, и, в силу этого, нарушить волю своего господина. Валашский господарь выражает надежду, что его действия предвосхитили желание султана, который, несомненно, поступил бы точно так же с тем подданным, что нарушает прямую волю господина...»

На самом деле прямая воля господина и заключалась в том, чтобы пощипывать перышки у Валахии, но от прямых приказов Мухаммед воздерживался, предоставляя подчиненным угадывать волю. Договор есть договор. А господарь Валахии строго следил за соблюдением формального договора и не давал спуску его войскам на границах.

В ответ владыка правоверных выражал согласие с действиями господаря, однако намекал на то, что валашский господарь и сам нарушает условия договора, вот уже два года не выплачивая дани. Негоже так поступать хозяину дружественной страны. А потому, владыка правоверных выражает надежду, что господарь Валахии примет его предложение покрыть задержку выплаты за счет  увеличения размера дани.  Так же господарю Валахии предписывалось передать представителям султана указанное количество овец и выслать в качестве «живой дани» не триста, как обычно, а пятьсот мальчиков.

Поклоны, поклоны, поклоны...

В отместку за уничтожение гарнизона Мурад-паши султан увеличил размер хараджа...

 

Господарь отложил послание султана, стиснул руками ноющие виски.

«Рано», -  думалось Владу. – «Не время для открытого противостояния. Не сейчас. Лето – слишком выгодное время для ведения боевых действий. Мои люди более привычны к холоду.

Маневренность армии султана к зиме упадет, вот тогда придет время развернуть крылья».

Господарь обмакнул перо в чернила и склонился над бумагой

 

«Мой господин», -  писал он, зная, что султан ни на йоту не поверит в искренность этих слов. И правильно сделает. Но нужны были официальные отговорки. – «Сложившееся в моей стране положение не позволяет мне в ближайшее время надолго отлучиться из столицы. А потому я покорнейше прошу владыку Великой Империи предоставить время своему всепокорнейшему слуге для урегулирования внутренних проблем. Заверяю моего господина, что дань собрана и лишь внутренние проблемы, требующие моего неотлучного присутствия в Тырговиште, не позволяют мне осуществить передачу дани моему господину

Влад, сын Влада, господарь Валахии и Трансильвании».

 

Перечитав послание, Влад отложил бумагу в сторону, присыпал ее песком и откинулся на спинку кресла.

Мухаммед не поверит, что все написанное – правда, он поймет, что господарь всего лишь тянет время. Важно было скрыть от него истинную причину – готовящееся нападение на приграничные гарнизоны. Все эти годы Влад укреплял страну, формировал армию и худо-бедно налаживал отношения с соседями. Главной целью этой политики была возможность бросить открытый вызов главному врагу – туркам. Теперь время пришло. Армия, ранее раздробленная, была централизована, и каждый из отрядов теперь подчинялся не боярам, а лично господарю. После пяти лет кропотливой чистки боярского состава, можно было оставить столицу, не опасаясь, что мятежные бояре поднимут смуту. Народ – эта бесформенная, безликая, но грозная сила – не позволит предать господаря, поднявшего Валахию с колен. Матиаш, занятый утверждением собственной власти, желающий получить от папы кусок денежного пирога и осознающий реальную опасность, которую может представлять для него мятежный валашский господарь, в случае, если не получит от короля венгерского поддержки, готов бы эту поддержку оказать. Влад знал, что поддержка Матиаша не будет стоить многого, однако сейчас хватало и того, что Матиаш не станет дышать в спину.

Итак, время пришло – пора покончить с почтительными поклонами, и открыто бросить вызов османам.

-         Мой господин.

Влад очнулся от своих мыслей. Поднял глаза.

На пороге стоял вожак Псов, великий армаш – высокий, под два метра, коротко стриженый детина, с гнилыми зубами.

-         Мой господин, на площади все готово.

Господарь кивнул.

-         Хорошо, Тинар. 

Воин коротко поклонился и вышел.

Господарь знал, что показательные суды и казни не дают ослабевать интересу народа к правителю. Штефан как-то рассказал, что народ в Древнем Риме требовал от императоров «хлеба и зрелищ», и Влад хорошо запомнил сказанное. Правитель может опираться либо на своих высокородных вассалов, либо на народ – две эти силы всегда враждовали между собой, пока не находился третий враг – чужак. Дракон отдал предпочтение первой силе: он пытался купить верность бояр. Старший брат – Мирча – сделал ставку на народ, но не сумел управлять столь могущественной силой. Влад поступил иначе. Силы нынешнего валашского господаря хватило на то, чтобы удержать в руках и бояр и народ. Он знал, что трудно будет только в первое время – пока не появится возможность объединить эти две силы и бросить их на внешнего врага. Но до этого времени нужно было все же сдержать две стихии: боярскую алчность и неуправляемую толпу того, что бояре презрительно называли «народ». Для первых нашлось хорошее оружие – не в пример лучше отцовского. Деньгами нельзя купить повиновение. Страхом можно. Народ же всегда хотел от правителя «хлеба и зрелищ». Новый господарь дал своему народу хлеб и зрелища.

 

Люди славного Тырговиште уже собрались на площади. Зная о том, что сегодня господарь будет вершить публичный суд, на площадь сбежался весь бедный на развлечения город – от мала до велика. Суды и казни были чем-то сродни ярмарки – веселым народным гуляньем, на котором доводилось видеть господаря.

Незамужние городские девки, одетые в нарядные платья, стояли кучкой, перемигиваясь с парубками. Бояре с женами и рады были бы пропустить зрелище, которое слишком живо напоминало им о том, что все под богом ходят, но господарь настойчиво выразил желание видеть их на публичных судах. А если господарь настойчиво выражает желание, то лучше это желание исполнить беспрекословно. По толпе сновали торговцы хлебом, вином и сладостями – жадные до зрелища чужих невзгод, люди часто не отказывали себе в удовольствии  угостить себя чем-то вкусным. Шумная толпа смеялась, шутила и показывала друг другу на колья, уже установленные на площади. Торговка маслом проталкивалась сквозь толпу, расхваливая товар.

-         А ты не нам масло предлагай, в другом месте товар лучше пойдет, - раздался голос стражника.

-         Да ну? А кому ж продавать, голубок?

-         А осужденным нашим.

-         Зачем?

Стража, знавшая острый язык своего товарища, притихла, ожидая очередной шутки.

-         А вон видишь колья? – кивнул стражник. – Говорят, без масла тяжело идут!

Слышавшие этот короткий разговор разразились смехом. 

Однако веселый шум на площади прекратился, как только на площади показался конный отряд личной охраны господаря. Воины, облаченные в кольчуги, из-под которых проглядывали подкольчужники и черные рубахи, медленно ехали позади господаря.  Псы Дракона успели нагнать страху не только на людей Тырговиште, их знали и в дальних провинциях Валахии. Бесстрашные, отлично обученные воины, они были в равной степени безжалостными, не знавшими человеческого сострадания. Для них был только один повелитель –  господарь, и его слово было для Псов словом божьим. Из всех солдат только им было дано неоспоримое право убить любого простолюдина в мирном городе – и за таким поступком не следовало судебного разбирательства. Поначалу  боярская оппозиция господаря пыталась подкупить Псов – недовольные господарской политикой, бояре справедливо решили, что никого ближе личной охраны к господарю нет, и легче всего убрать неугодного будет, подкупив его охрану. Справедливо подумали. Не прошло и суток, как заговор мятежников был раскрыт, тела задергались на кольях, а окружение господаря хорошо усвоило, что Псы Дракона верны лишь Дракону. Как и чем удавалось господарю держать их в слепом повиновении оставалось загадкой и поныне. Они следовали за ним по пятам, готовы были защищать повелителя ценой не только своей жизни, но и ценой жизни своих детей, а,  допуская ошибку, сами молили господаря о казни. Поговаривали, все больше шепотом и никогда к ночи, что Псы – нечистая сила, вызванная из недр земли для служения Дракону. 

Глядя на темные фигуры, следующие за господарем, люди по привычке вжимались в стены домов – от греха подальше. А ну, как кому-то из Псов померещится нападение на правителя? – Зарубит и не спросит, как звали. 

Сам господарь, ехавший впереди, был одет по польской моде – длинный жупан из черной, мягкой ткани, повязанный широким, шитым тюркским золотом, тканым поясом. Наброшенная сверху летняя делия из темно-зеленого бархата, без рукавов, застегивалась на пятнадцать серебряных пуговиц, однако по летней жаре, господарь расстегнул верхнюю одежду. Других украшений, кроме богато отделанных серебром ножен меча, не было. Правитель Валахии любил роскошь, но не излишества. Еще издали, завидев господаря, толпа  радостно зашумела.

Влад, въехав на площадь, поднял руку в приветственном жесте и улыбнулся. В конце концов, подумалось ему, каково бы ни было настроение правителя, подданные не в ответе за это: они пришли сюда полюбоваться на уверенного в себе грозного, но справедливого господаря. Каким бы ни было положение дел в государстве, толпа должна видеть только успешного правителя – этот урок Влад усвоил еще от отца.

Подъехав к выставленному в центре площади креслу с высокой, резной спинкой, Влад спрыгнул с  Ворона, и занял место на кресле. Тянуть с разбирательством не  хотелось – а разобрать нужно было два дела.

Господарь кивнул головой страже, и те вывели вперед вчерашних скандалистов: старую Раду и Костаса. Женщина и мужчина, побелевшие от страха – утром двери их хат распахнулись, стража ворвалась, не обращая внимания на крики невесток и детей, вытащила их из дома. Так бывало часто – в соседних домах, да и боярские чаша сия не миновала. И каждый раз, когда городская стража выводила арестованных из дому в последний раз. Следовал скорый суд,  и тела осужденных украшали колья или головы их – частокол перед въездом в город.

Толпа примолкла, с интересом наблюдая за судом, зная, чем обычно заканчивались суды правителя. Смакуя чужой час предсмертья, чужую боль, чужой страх – холодное, отстраненное, острое наслаждение. И еще большее наслаждение при мысли, что все это происходит с другим.

Влад, глядя на помертвевших от страха подсудимых, помолчал, дожидаясь, пока они не покроются липким, холодным потом, со своего места он видел, как тот заблестел на солнце – вначале маленькие едва заметные капли становились больше, пока, наконец, пот струйками не потек по лбам женщины и мужчины. Глаза в глаза – старый, испытанный прием, который еще ни разу не подводил господаря – и вот глаза женщины, а потом и мужчины, остекленели от ужаса – они были готовы даже к казни. Только бы побыстрее.

-         Рада и Костас – верно? – известно ли вам, почему вы стоите сейчас здесь? – голос господаря рассек повисшую в воздухе нить напряжения.

Баба тяжело повалились правителю в ноги.

-         Господарь! - завыла Рада. – Все он, ирод поганый наклеветал!  Не виновата я, хоть перед богом присягну! Не виновата!..

-         Не виновата? – разом пресек  вытье женщины Влад. – В чем ты не виновата? Коль вины за собой не чувствуешь, что ж правды просишь?

Рада поняла, что допустила ошибку и заикнулась, продолжая судорожно всхлипывать.

-         Так как же? – настаивал господарь.

-         Не знаю я, что он тебе наговорил, господарь, только не виновата ни в чем!

-         Стало быть, на себя право берешь вину свою мерить? Право это только господу принадлежит, а ты, видно, плохо закон божий  знаешь. Не чтишь его. Хватит. Выслушал я тебя. Что ты скажешь? - обернулся господарь к Костасу.

Тот, вслед за Радой, бухнулся на колени.

-         Управы на бабу прошу, господарь. Вчерась, стало быть, драку учинила, товар мой разнесла. А еще и других баб подбила...

-         Нехорошо вышло, Костас. Что ж ты, с бабой управиться не можешь, приструнить ее без драки да помощи мужицкой? Или сил мало?

-         Так ведь я, господарь, эта... – замялся мужик, не находясь с ответом. Ведь и верно выходит – с бабой не справился. 

-         Вы двое, - кивнул господарь на обвиняемых, - учинили драку на городской площади, а это указом моим запрещено. Волю мою нарушили. Да не признались в том передо мной. Правды у меня просите, а сами правду не говорите – справедливо ли это?

Господарь замолчал, глядя на осужденных. Те замолчали – стало ясно, что не оправдаться им перед господарем. Внезапно, старая Рада не выдержала и зарыдала, размазывая слезы по щекам.

-         Прости, господарь! Как на духу скажу: виноваты мы, и я, дура старая, виновата: за товар поругалась, да в драку полезла. Обидел меня Костас, наговорил мне всякого, я ж и обозлилась – вот и баб-то подбила. Помилуй, господарь, – дите-то свое младшее как оставлю, малое оно у меня еще, а сноха-то, одна баба, окромя меня в хате, не справится одна!

Костас помалкивал, глядя на бабу.

-         Ты что скажешь? – обратился господарь к Костасу.

-         Так что сказать – сама во всем призналась. Я ей цену на товар сказал, она сразу в драку и полезла.

Рада метнула затравленный взгляд на Костаса:

-         Врешь, ирод. Хоть перед господарем-то не осрамись. Пусть люди скажут, господарь – все вот слышали, что ирод мне наговорил. Скажите!

Толпа молчала. Никто не хотел привлекать к себе внимания господаря. Кто знает – как он посмотрит слово в защиту Рады. Лучше промолчать. Не знать, не помнить, не видеть, а главное – не попадаться на глаза правителю – эти нехитрые правила помогали выжить в Тырговиште. А если кому охота на себя огонь вызывать из-за старой бабы – сам виноват. Оно, конечно, может, и не по-доброму – соседке не помочь, но свой живот дороже.  Рада обводила глазами площадь.

-         Люди, ну  что ж вы?..

-         Не нужно свидетелей. Знаю я, как дело было, - голос правителя заставил Раду вздрогнуть. - Добро, что призналась. А ты? – снова обратился к Костасу Влад. – Говорил, стало быть, только о ценах? 

-         О ценах, господарь, - медленно сглотнул торговец.

-         Ложь.

Костас что-то хотел добавить, но Влад, резко подняв руку, заставил его замолчать.

-         Вы оба учинили разгром на площади, нарушив мою волю. Вина ваша одинакова. – При этих словах господаря стража подобралась, готовясь немедленно исполнить приказ повелителя. – Ты, Рада, вину свою признала. Просила правды – правду сказала. Ты, - господарь спокойно перевел взгляд на торговца, - лжец. Вину всю на чужие плечи сложить хотел.

Господарь перевел взгляд на стражников, коротко кивнул головой, и те, привыкшие понимать хозяина с полуслова, схватили торговца за плечи и потащили его к месту казни – к краю площади, где были приготовлены колья. Хриплый крик торговца, разрывающий легкие, отчаянный, пронесся над толпой. Люди на площади вытянули шеи, приподнимаясь на носках повыше, чтобы разглядеть все подробности  казни. Уже немолодая женщина посадила не шею ребенка, жующего кусок хлеба, засахаренного в меду. Мальчишка тут же забыл о лакомстве, круглыми от любопытства глазами наблюдая за казнью.

Палач, повинуясь знаку господаря, выбрал один из кольев с заостренным концом и кивнул подручным. Те бросили торговца на землю, сдернув перед этим одежду. Звук рвущейся такни особенно отчетливо прозвучал в мертвой тишине. Так же отчетливо, перекрывая хриплый, надрывный крик обреченного, прозвучали удары молотка, забивающего кол. При первом ударе толпа возбужденно выдохнула – в унисон с уже нечеловеческим, срывающимся криком казнимого.

Влад, подперев щеку рукой, откинувшись на спинку кресла, спокойно наблюдал за казнью.

Кол с торговцем подняли.

В глазах казненного, который еще несколько минут назад стоял рядом с живыми, не было уже ничего человеческого. Воздуха на крик уже не осталось в легких, дикий крик разорвал голосовые связки, и теперь, повисший на коле,  он мог только хрипеть от боли, харкая кровью.

Господарь перевел взгляд к Раде. Женщина стояла на коленях, глядя на господаря мертвым взглядом. Она уже не видела живых, спиной чувствуя холодное дыхание Грани.

-         Ты, - кивнул ей Влад. – Что еще хочешь сказать?

-         Воля ваша на все, господарь. Только мучится страшно...

Господарь усмехнулся.

-         Хорошо, что волю мою признаешь. А вот смирению тебе поучиться надобно. Вот и научат тебя в монастыре, в Гуморе – мать-настоятельница, знаю, святая женщина.

Женщина в первый момент не поняла, что ей сказали. Все такими же остекленевшими глазами смотрела на господаря. Когда смысл сказанного дошел до сознания, она бросилась на землю всем телом, обнимая ноги правителя, покрывая их поцелуями, бормоча молитвы, вперемешку с надрывными всхлипами.

-         Благодетель, батюшка, защитник ты наш, милосердный... Пошли Господь тебе здравствовать, и детям твоим, роду твоему править над нами... Господарь, хранитель ты наш, благодетель... 

Стража подняла ее, отводя ее в сторону. Стоящие на площади женщины, только что спокойно смотревшие на казнь, вытирали передниками проступившие на глазах слезы.

Господарь обернулся к стоящему впереди стражи городскому приставу.

-         Подойди.

Дородный мужик, лет сорока, не чуя ничего плохого, выдвинулся вперед и склонился перед господарем.

-         Слышал я, что вчера тебя на площади не было?

-         Как не быть, господарь? Появился сразу же, как драка началась. 

-         Вот оно как... Приказ был – дежурить на площади. – Влад устало потер лоб. – На кол его.

Процедура повторилась, только на сей раз люди на площади следили за казнью с куда большим азартом. Пристава не любили в Тырговиште: уж больно местом злоупотреблял. Как пойдет по рядам – житья торговкам нет. Давно пожаловаться на пристава хотели, только вот до господаря-то как доберешься? А вот как получилось – сам пожаловал, да без прошений так сразу и на кол пристава. Снова хриплый, разрывающий воздух крик взвился над крышами домов. Здесь, в столице, такие звуки были не редкостью, то тут, то там можно было наткнуться на трупы посаженных на кол горожан, бояр, воинов, стражников... разной степени свежести. Когда те совсем высыхали, их снимали, освобождая место для новых жертв.

Кровью и страхом пропиталась земля  в Тырговиште. Страхом засевались души, на крови восходили зерна ненависти. Медленно, робко пробивались ростки, прячась от любопытных глаз.  

-         Михал, - окликнул Влад молодого, невысокого, крепко сложенного стражника.

Тот подошел, спокойно поклонившись господарю. Только побелевшие сжатые губы выдали охвативший его страх.

-         Место его займешь, - Влад кивнул на сведенное судорогой тело того, кто еще несколько минут назад был приставом Тырговиште, - И службу свою исправно исполняй.

Михал бросил еще один взгляд на кол с телом своего предшественника. Новоиспеченному приставу подумалось, что при таких условиях назначения на должность кто угодно будет рад службу нести исправно. Отказаться от высокой чести было бы куда большим счастьем, чем получить ее.

- Благодарствую,  господарь.

Снова поклонившись правителю, он занял свое место.

Влад, явно скучавший во время казни, выпрямился в кресле и обвел взглядом толпу.

-         Кто еще жалобы ко мне имеет?

Люди пожимали плечами. Глядя на своего господаря, многие из тех, кто неоднократно грозил нажаловаться «батюшке» на своих врагов, решили, что дешевле будет дело меж собой разрешить.

Господарь  молча ожидал. Он знал, какое впечатление наперво производит его обращение. Сейчас сыщется кто-то.

-         Господарь, выслушай.

Влад усмехнулся.

Вперед выдвинулся дородный седой мужик, по одежде явно купец. Снял шапку, поклонился в пояс.

-         Кто таков? – прищурился Влад.

-         Купец я новгородский. Андрей Владимирович, из Елчановских.

-         Что за жалоба у тебя?

-         Я, стало быть, с товаром в Венгрию еду, от новгородской гильдии. Уже не первый год товар через Тырговиште вожу, всегда у Матея останавливаюсь. Слышал я, господарь, что в твоей земле народ честный, и до сей поры все ладом было. Оставил я, как водится возы свои во дворе, с товаром да с кошелем – уж, поди, не первый раз так делаю. А утром выхожу, поклажу проверить: а кошеля моего и нет. Знаю, господарь, в земле твоей не водилось такого, чтоб воровали. Тому и оставил товар с мошной. А поди ж ты – украли. Прошу тебя – найди вора. – Купец еще раз поклонился господарю в землю и замер, ожидая ответа.

Влад внимательно изучал Андрея. Посмотреть на других купцов – красные прожилки на щеках и носах которых говорили об уважении купеческой братии к первачу – так не похож, кожа светлая, чистая. Глаза – серые, ясные. Такие купцы всем любы – и девкам, и молодицам, и бабам старым. Да и с мужиками столковаться могут. Коль надо будет, и кулаки в ход пустит – рука у новгородца знатная была.

-         Матей подтвердит слова твои?

-         А то, господарь. А ну, подь сюды, кум! – окликнул он кого-то.

На зов купца выдвинулся худощавый, похожий на высохшую рыбу, Матей – первый на Тырговиште купец оружием, тканями и благовониями. Влад хорошо знал Матея: купец честный был, товар всегда хороший возил, да и за словом в карман не лез. Когда Влад прижал трансильванских купцов, дело Матея стало идти в гору. Пользуясь особыми привилегиями и называя Влада не иначе, как батюшкой-благодетелем, Матей никогда не злоупотреблял доверием господаря, знал, что в противном случае Влад и для него кол найдет.

-         Что скажешь, Матей?

-         Правду Андрей сказал. Ко мне вчера приехал, товар, как водится, оставил. А на утро – кошеля нет. Отродясь такого не было, батюшка.  Уж я дом весь свой обыскал – думал, может, кто из прислуги на руку нечист оказался. Так нет. Не нашли. Не иначе, как со стороны вор забрался. Вот уж думали к тебе сами идти.

Откинувшись на спинку кресла, Влад подпер подбородок рукой и задумался. Размышления господаря продлились недолго – спустя полминуты в глазах сверкнул нехороший огонек.

-         Добро, Андрей. Завтра ко мне на ужин приходи. Деньги свои назад получишь. Найду вора. Да и народ славного Тырговиште мне в том поможет, - Влад бросил взгляд на притихших людей. – Если вор здесь есть, пусть вперед выйдет. 

Люди попятились, спинами ощущая недоброе. Господарь вновь окинул толпу тяжелым взглядом.

-         Еще раз вам говорю: если вор здесь – пусть вперед выйдет. Нет? Добро. Михал, - окликнул господарь нового пристава. – Любого из них – ко мне.

Пристав бросил взгляд на господаря. Быстро оценив обстановку, он понял, чего Влад ждет от него. Догадываясь, что станет с человеком, на кого падет его выбор, Михал в мгновенье ока принял решение и подошел к жене городского старосты. Женщина – уже немолодая, но все еще красивая, побелела, как полотно.  Поклонившись правителю, Михал вытолкнул ее вперед под пронесшийся над площадью общий вздох. Побледнел даже новгородский купец, он уже открыл рот сказать что-то, но Матей, пихнув его под бок локтем, заставил замолчать.

Стража привычными движениями скрутила женщине руки за спиной и уже собралась разорвать на ней одежду...

-         Стой, господарь!

Влад поднял руку, остановив стражу и обернулся к говорившему.

Городской староста протолкался вперед и, сбиваясь на ходу, упал в ноги господарю.

-         Постой, батюшка! Чем баба виновата? Дай нам срок до завтра – отыщем вора. Как перед господом, перед тобой присягаю – отыщем! – стоя на коленях, истово крестился мужик.

-         Добро, - ответил господарь, вглядываясь в глаза старосты: страх был сильнее, не давая воли вырваться отчаянному порыву ненависти. – Жена твоя у меня до завтра будет. Если завтра к утру вор не будет найден, то сидеть тебе рядом с женой на колу. Если же вора не найдут к вечеру, то еще десять женщин, старше пятнадцати, за старостовой женой пойдут.  Коли и к ночи не найдете – еще десятку на колу сидеть. Поняли меня, или повторить?

Люди медленно отступали подальше от кресла. Зная своего господаря, они не сомневались в том, что он выполнит свою угрозу, ибо Влад Дракула, как и отец его, слов на ветер не бросал.

С его приходом жизнь стала не в пример лучше той, что была при Дэнешти, бывшем господаре. Цены на базарах теперь не заламывали, бояре нынче народ не грабили, молоко стало дешевле воды,  да и мальчишек при нем туркам в дань отдавать перестали. Только тяжелой ценой платить приходилось – ценой жизни.  Суровые дела творил нынешний правитель. Они смотрели на него, как на охраняющее их жизни зло. С радостью они вернули бы времена Влада Дракула, но он лежал в могиле уже много лет, а его сын шагнул куда дальше своего отца.

Староста поднялся с колен, все так же кланяясь, отступил.

-         Добро, - еще раз повторил господарь и встал. Уже направляясь к лошади, он развернулся к новгородцу. – Андрей, завтра я жду тебя к ужину. Подходи к вечеру – слышал?–  народ мой деньги тебе вернет.

Одним движением вскочив на Ворона, господарь кивнул Псам,  простоявшим, словно мертвые, все это время за креслом, и через несколько минут на  площади остались только горожане да стража.

Люди переглядывались меж собой, пытаясь совладать со  странным чувством злости, смешанной со страхом...

 

 

***

Обычный ужин, не более того: всего лишь приближенные бояре, кое-какие гости, да сам господарь, по обычаю восседавший во главе стола.

Откинувшись на спинку кресла, Влад молча наблюдал за боярами. На сей раз, за ужином не было никого из партии, противостоящей господарской власти. Тедош, в последнее время  возвысившийся при господаре, как умелый посол, развлекал гостей рассказами о нынешних обычаях венгерского двора, откуда только что вернулся.

Влад был рад, что кто-то взял на себя заботу о том, чтобы развлекать гостей за столом. Вопреки рассказам о мрачных господарских вечерях, протекающих в гнетущем молчании под тяжелым взглядом правителя, Влад прекрасно помнил правила приличия. Что бы там ни говорили, но если намечался обычный ужин, то он умел поддержать беседу и не допускал, чтобы его гости и приближенные скучали. Странные люди, думалось Владу, малый страх и боль помнят больше и дольше, чем большие радость и веселье. Впрочем, это и к лучшему. Некогда отец сказал ему: «Жадность – сильнее любой армии», но за время своего правления Влад понял, что есть то, что сильнее жадности.

Страх.

Пока люди боятся, они не посмеют ударить в спину. А ведь именно так – предательством и ударами в спину – здесь, в Валахии, было принято расправляться с неугодными господарями. Часто, слишком часто, предательство открывало пути османам – все дальше и дальше на север. Но пока страх мертвой хваткой держал за глотки людей Валахии, а это значило, что хотя бы в своей стране пока нечего было опасаться.

Владу вдруг вспомнился его разговор с Штефаном...

 

Пять лет назад, когда Штефану чел Маре нужна была помощь против Петру Арона, господарь Валахии не забыл своего друга, отец которого некогда дал ему убежище. Пятитысячное войско Влад сам довел до границы, где и передал под командование Штефана. Спустя год, когда трон Молдовы был отвоеван у дяди Штефана, они снова встретились. Уже  тогда стало ясно, что Штефан правитель совсем иного склада, чем Влад. Вместо того чтобы казнить бояр, бывших в чести у его дяди, как поступил бы любой умный господарь, домнул Штефан ограничился тем, что свел их власть к минимуму. Лишь сорок бояр, открыто выступивших против его власти, казнил правитель Молдовы.

Влад терпеливо объяснял своему другу, что те, кто не показывает своих клыков до поры до времени, вовсе не беззубы.

-         Ты пойми, - втолковывал Влад, - Те, кто подчинился тебе сейчас, всего лишь ждут удобного момента. Они помнят твоего дядюшку, который, к слову сказать, еще жив. Найди причину для казни бояр, что служили ему, после чего устрани Петру Арона – или ты не сможешь спокойно править!

Штефан тогда в ответ только покачал головой.

-         Хороший ты воин, Влад. Только политик из тебя никакой.

-         Это еще почему? - фыркнул валашский господарь. 

-         Нельзя долго править, основываясь только на страхе. Люди привыкают ко всему – даже к страху. Для того чтобы постоянно заставлять их пребывать в этом состоянии, ты будешь все усиливать и усиливать свою линию, доводя испуг до страха, страх – до ужаса. Рано или поздно твои бояре и холопы поймут, то ужасный конец лучше бесконечного ужаса.

-         Словоблудие, Штефан.

-         Нет, друг мой. Рано или поздно ты нарвешься на то, что забитые тобой собаки тяпнут тебя же за...

-         Не нужно уточнять! – рассмеялся Влад. – Штефан, мой отец сделал ставку на жадность, брат – по младости лет,  поверил в преданность холопов. А те – что дворовые псы: кто им кусок больше кинет, да пнет сильнее, к тому и ластиться будут. Штефан, ты помнишь, во что превратилась Валахия за годы правления Денешти? Нельзя мне было иначе. Не время сейчас для мирного правления.

Штефан задумчиво улыбнулся.

-         Политика террора затягивает, Влад. Даже если ты захочешь, ты уже не сможешь остановиться.

-         Мудреные латинские слова, - хмыкнул Влад.

-         Ты знаешь, что это означает, не хуже меня. Я говорю серьезно, Влад.

-         И я серьезно: сейчас, когда Валахию пытаются разодрать между собой Османия и Венгрия, да еще и свои же пытаются урвать кусок побольше, я не могу поступать иначе. И останавливаться я не собираюсь, - Влад стукнул кулаком по ладони. –  Ни Матиаш, ни Мухаммед, ни мои же собственные бояре не примут иной политики, посчитав ее трусостью и слабостью.

-         Силу не всегда нужно выставлять напоказ. Страх – это не метод демонстрации собственного могущества. Юлий Цезарь тоже был могущественным правителем и сильным воином.

-         Ну, друг мой, до могущества Юлия Цезаря мне далеко – он отвоевывал новые земли для своей короны. Я пытаюсь защитить свою. Он создавал империю, а я господарь небольшого куска земли. Когда ты живешь, зная, что никто не посягнет на твои земли, может и можно позволить себе быть милосердным правителем. В моем случае – нет.

Подняв вверх руки, словно останавливая монолог друга, Штефан улыбнулся:

-         Представь себе – просто представь – что Османская Империя больше не угрожает христианскому миру Что ты будешь делать дальше?

-         Просто представить? Штефан, к чему ты клонишь? – подозрительно сощурился Влад.

-         Считай, что это игра.

-         Не время сейчас для игр... Ну, хорошо. Если бы османы окончательно захлебнулись в своей же крови, я бы вплотную занялся Трансильванией. Мне не нужно государство в государстве.

-         Положим, что и это бы тебе удалось. Дальше?

-         Слишком хорошо, чтобы быть правдой... Ну, что ж, если уж мечтать, так мечтать на широкую руку. Я постарался бы объединить Валахию и Молдову. Вместе мы могли бы противостоять и Польше и Венгрии.

-         Интересно, Влад... И под чьей же рукой ты бы попытался объединить наши государства? – усмехнулся Штефан. - Зная тебя, слабо верится, что ты бы уступил эту почетную обязанность мне.

-         Это уже не столь важно.

-         Ну-ну… Хорошо, предположим, что я совершил немыслимое и передал бы тебе свою страну. Дальше?

-         Война с Венгрией силами Польши. А потом...

-         А потом тебе станет тесно на территории того государства, которое, по возможности, ты бы создал и ты станешь искать все больше и больше. И рано или поздно ты создал бы свою Османскую Империю. Ты не тот человек, который придерживается Богом данных границ. Прости, друг, но по натуре ты такой же захватчик, как османы или Темучин. И это будет империя страха, потому что, ступив на этот путь, свернуть уже нельзя. Влад, помяни мои слова: рано или поздно твое же оружие обратится против тебя самого...

Н том они тогда и закончили. Штефан вернулся в Молдову, Влад – в Валахию. С тех пор он не виделся с другом – уже несколько лет...

 

Господарь тряхнул головой, возвращаясь с троп памяти.  

Штефан был прав...

Влад вдруг поймал себя на мысли, что думает об этом без неприязни. Как там пелось в одной старой песне? –  «Нам нужен мир... И по возможности – весь!» Империя, выросшая из небольшого государства – разве не так начинали Македонский и Тимур-Ленг, разве не так начинали османы? Они создали империи сильные, смертельные, пропитанные осознанием людской ответственности за землю, на которой живешь – ее были готовы защищать и умножать ценой собственных жизней. А здесь? – Все так и норовят отсидеться где подальше, пока османская гроза пройдет стороной. Здесь были готовы продать захватчикам Землю-За-Лесами по дешевке. Волки, и те рвут глотки собакам, посягнувшим на территорию.

Он знал, что народ боится его, бояре – ненавидят.

«Вы», - обводил он взглядом гостей, даже не стараясь подавить в себе разгорающееся презрение, - «Трясетесь за себя, как девки на сеновале. Вы готовы продаваться всем, кто подороже заплатит. Вы готовы променять землю и веру, стоит только поманить вас папскими монетами. Ты говорил, Штефан, что можно править по-другому? – Посмотри на них! С ними – по-другому?..»

Глаза господаря сузились – темный огонь разгорался в зрачках.

 «Ты был прав, Штефан, друг мой. Во всем прав: я убрал бы с дороги любого, и тебя, если бы ты встал на моем пути. А террор... Ты смог бы управлять по-другому? Кто смог бы? Отец и брат пробовали – ты знаешь, что с ними сейчас. Ты говорил, что мое оружие обернется против меня же? Да я скорее черта в задницу расцелую, чем позволю им переиграть меня! А если уж моей судьбой станет судьба моего отца – мой сын получит сильную страну»

Влад провел рукой по волосам, отгоняя неприятные мысли. В конце концов,  господари рождаются и погибают, кто-то раньше, кто-то позже – он сам предпочел бы позже – а Земля-За-Лесами будет жить, и переживет всех – османов, венгров, своих и чужих захватчиков. Крыло Карпатского Дракона всегда будет над этой землей.

 

…Крыло Карпатского Дракона...

 

«Где я слышал это? Что-то о Драконе, о Крыльях... О двух Крыльях... Загадки. Загадки во тьме... »

Внезапно холодная дрожь прошла по телу господаря – кто-то неслышным шагом прошел рядом, коснувшись щеки рукой, показавшейся холоднее зимнего ветра.

Что-то было сказано о смерти... Кем сказано? Что?

Почему так не по себе?..

«Пся крев!», - мысленно ругнулся господарь и точно обозначил адрес, по которому следовало пойти этим всем внутренним ощущениям, прихватив для компании мысли подобного рода. Ощущения и мысли привыкли слушать своего хозяина, а потому незамедлительно покинули уставшую голову господаря и отправились в указанном направлении.

Влад залпом осушил кубок вина и огляделся вокруг.

Тедош продолжал развлекать гостей. Раду с интересом прислушивался к речам посла и изредка отпускал скабрезные шуточки, на диво благосклонно принимавшиеся дамами.

«Красавчик Раду», - хмыкнул господарь, оглядывая брата.

Женская половина поедала младшего изголодавшимися глазами – и было за что. Младший брат господаря характером удался в отца: спокойный, веселый, пылкий – а что еще нужно женщине? Красив – в покойную матушку. Глядя на повзрослевшего брата, Влад иногда вспоминал глаза матери: черные, жгучие, со сверкающими, золотыми искрами в глубине – такими глазами часто наделяли Марию Магдалину на полотнах. Еще с детства звуки голоса, смеха...

 

«Влад, где Раду?.. Я просила не оставлять его одного...»

 

Серебристым эхом – голос...

 

«Влад, смотри – это папоротник. Осторожнее – вилы не любят, когда рвешь папоротник без надобности, нажалуются водянику, потом бед не оберешься...

Тише...

Смотри, слушай...

Кто прядет полотно ночной тишины, и кто расшивает его бисером шорохов в Стране-За-Лесами?

Кто хранит сон папоротника, кто поднимает стебли травы на рассвете и волну в лесном озере?

О, Влад, они  все еще здесь.

Что им – силам земли и ветра – род людской? Только смотри – смотри внимательно, осторожно – они все еще здесь, они рядом. Смотри внимательно... Не спугни... Видишь... Рука мелькнула в сплетении ивовых веток? – Это вила сплела качели, видишь, как резвится в полнолуние!

Слушай – там смех, серебром рассыпался по траве. «...Пакуль жито красуе на житней, русалки у жите ходять...»   До Русальей недели далеко, а как расходились!

Слушай, сын Земли-За-Лесами...

Смотри, сын Земли-За-Лесами...»

 

Мать умерла в монастыре, не дождавшись возвращения сыновей из Османии, а он узнал о ее смерти спустя несколько месяцев. Говорили – ушла тихо, не встретив рассвета. Похоронили рядом с монастырем. Монашки показали могилу тогда еще юному господарю и его малолетнему брату. Слезы  в первый и последний раз в жизни  текли по щекам...

Сейчас на месте ее могилы – богатый склеп, а рядом – недавно возведенный Храм Воскресения.

Голоса...

 

...Ой, мамочка-мама,

Что же мне так странно?

Отчего мне сердце

Железом сковало?

Ой, мамочка-мама,

Где мои руки?

Где мои крылья?

Что со мной было?..

 

... Ой, мамочка-мама,

Что же мне так странно?

Почему я вижу

Даже то, что скрыто?

В море – вижу камни,

В свете – вижу семя,

Только тебя я, родную,

Не вижу...

 

«Да, что ж это такое? На погосте веселее... Ну, хватит», - приказал себе господарь. – «Эти еще, стонут, точно по покойнику…»

Влад обернулся вглубь зала, где женские голоса перекликались, вплетая слова в старую протяжную песню, кивнул головой, приказывая замолчать:

-         На поминках вы? Кого хороните? Волки в лесу, и те веселее воют. Хватит стонать, словно по покойнику. А то накличете на свою голову, не ровен час.

Дамы резко оборвали пение, недоуменно глядя на господаря. Что ему не понравилось? – Не раз эту песню пели, ни слова не говорил, а сейчас, словно вожжа под плащ попала. Тедош переглянулся с Раду, оба почувствовали недовольство господаря – с чего взбеленился, что не так? Тедош направился к женщинам и стал рядом, как бы невзначай попадаясь на глаза Владу.

-         Ты что, белены объелся, старшой? – тихо бросил Раду. – Ну, чем девки тебе не угодили? Поют, так пусть поют.

Влад, не терпевший возражений, многообещающе посмотрел на Раду.

-         Господарь! – назревающий неприятный разговор, к вящему удовольствию обеих сторон, был прерван  появившемся в зале начальником стражи. – Там купец, Андреем назвался. Сказал, ты звал его.

Влад кивнул:

-         Зови его сюда. Раду, - наклонился он к брату, - еще одна такая выходка, и я тебя высеку. Собственноручно. Ясно?

-         Следующий раз и поговорим, - буркнул Раду. – С чего тебе неймется? Что не так сделали бабы? Не дури, Влад.

Господарь провел рукой по волосам, понимая, что был несправедлив. Так что делать, если песня, как плетью по сердцу. Не время сейчас слезы по умершим лить.

В зале постепенно нарастал обычный гул – придворные поняли, что вспышка недовольства господаря грозой не разразится.

Влад кивнул брату:

-         Ладно, меньшой. Убедил.

Раду удивленно взглянул на брата и негромко ответил:

-         Влад, лихорадки нет? Не отравился?

-         Что?

-         Ты меня правым признал? Головой не повредился? – заботливо спросил Раду. Глаза брата господаря смеялись.

-         Да иди ты, меньшой! – рассмеялся Влад вслед за Раду. – Коль кто из нас лихорадкой и болен, так не я: только лихорадка у тебя любовного свойства. Поглядеть любо: как увидишь юбку неопробованную, так и горишь весь, слюна капает, глаза бешенные делаются...

-         Ну, я за двоих стараюсь, брат. Ты, видно, по обету целибат соблюдаешь. 

Братья рассмеялись.

-         Ну что, Раду, купец-то наш на честность свою уповал, так? Вот и проверим, как оно дело обстоит с чистотой намерений.

-         Вора нашел?

-         На колу уже. На рассвете притащили.

-         А что собираешься с купцом делать?

-         Прежде всего – вернуть пропажу. - Влад бросил на стол кошель. – А там – посмотрим.

-         Влад, что ты задумал?

-         Я же сказал – увидишь.

Двери зала распахнулись, пропуская купца. Стража посторонилась, не препятствуя ему подойти к столу господаря. Тем более, что сам господарь поманил рукой Андрея. Подойдя к столу, купец поклонился в пояс и, по обычаю, снял шапку.

-         Здрав будь, господарь.

-         Здрав будь, Андрей. Нашли твою пропажу.

С этими словами Влад кивнул на стол, на котором лежал кошель с деньгами.

-         Возьми, купец, да пересчитай, все ли правильно.

По губам купца расплылась улыбка.

По губам господаря – тоже.

-         Пересчитай, Андрей, - широкий жест рукой. – Все ли дукаты на месте? Ничего не украдено?.. И будь гостем на моем ужине –  садись, где свободное место видишь. 

-         Благодарствую, господарь. – Еще один поясной поклон.

Андрей подошел к ближайшему свободному месту. Первым делом, по обычаю перекрестившись,  он опрокинул кубок во здравие господаря, после чего, с исключительно купеческим проворством взялся пересчитывать монеты.

-         Влад, - Раду уже начал догадываться. – Ты же знаешь о том, что из кошеля ничего не было взято.

-         Да. В кошеле было 160 дукатов. Но он не знает о том, что я знаю.

-         Влад. Там сейчас больше, чем было изначально.

Медленный кивок головой в ответ:

-         Да.

-         Испытание на честность?

-         Да. Когда-то отец говорил, что жадность сильнее любой армии. Сейчас посмотрим, может ли страх пересилить жадность.

-         Зачем тебе это?

-         Хочу проверить одно измышление.

-         Влад...

-         Что?

-         Ничего... – вздохнул Раду.

То, что происходило в последнее время, не нравилось ему все больше – старший брат, получив в свои руки абсолютную власть на своей территории, изменялся день ото дня. Зачем он продолжает давить своей волей на волю других? Ведь воля –  как тетива: чем сильнее натянешь, тем сильнее  ударит. Зачем сейчас, в относительно мирное время, испытывать судьбу и играть с огнем общей воли? Но говорить об этом брату – в этом было не больше смысла, чем стучать горохом о стену. Влад в последнее время не слышал его. Он не слышал никого.

Где-то в глубине души у Раду теплилось ощущение, что Влад с каждым днем становится все более одинок. Он был ему братом, за спиной Влада были верные Псы, горстка сторонников, преданных ему по зову сердца, но не по необходимости. Но что-то засасывало душу брата в голодную, бездонную пасть одиночества.

Чего ему не хватало? Женщины? – Он не доверял им дольше одной ночи. Друзья? – Только пока совпадают цели...

Глядя на суровое лицо брата, сведенные к переносице брови, улыбку – на губах, ледяное пламя – в глазах, Раду внезапно понял, чего лишен брат.

Ему не хватало огня, который горит только для него одного, который мог бы растопить лед памяти, научить прощать и понимать. Мятежной, огненной душе Влада не хватало ласковой, прохладной руки, которая могла бы унять пламя в сердце Влада, пламя, которое рано или поздно может сжечь его дотла.

«Не мне жениться нужно, братец», - подумалось Раду. – «Это тебе впору добрую жену в дом вводить. А не то сгоришь на собственном же костре...»

Вздохнув еще раз, Раду отставил кубок в сторону. Походя, подмигнул молодой боярыне и стал наблюдать за купцом.

Тот ловко пересчитал деньги. Опрокинул еще один кубок настойки, вытер усы и встал из-за стола.

Влад незаметно подобрался, не отрываясь, следя за реакцией купца. 

-         Господарь?

-         Я слушаю тебя, Андрей, - спокойно отозвался Влад.

-         Спасибо, что пропажу отыскал. Тут, почитай, вся моя казна, что я с собой в Венгрию вез.

-         Все ли так?

Андрей коротко глянул в глаза господарю. Еще вчера он понял, что с этим человеком шутить все равно, что играть с сытой змеей: после кормежки она сонная, да кто ж знает, что в голову взбредет?  Сейчас глаза господаря Валахии напоминали Андрею глаза готовой к броску заморской змеи, что однажды он видел в Венгрии – коброй называли.

Купец точно помнил, что в кошеле было сто шестьдесят дукатов.

- Господарь, - усмехнулся в бороду Андрей. – О твоей стране я слышал много. Говорят, справедлив хозяин, честны люди. Ну, скажу тебе так: сегодня видел я диво честности. Вор не только вернул все до дуката, но и свой положил. Верно, извиниться хотел. Может и так, только мне чужого не нужно. Возьми лишний дукат, да отдай его человеку, что с кошелем моим похозяйничал. А тебе, господарь – поклон низкий да благодарность моя.  

Влад коротко переглянулся с братом.

«Ну что, проверил? Страх сильнее жадности? Он не боится тебя, Влад», - мелькнуло в глазах Раду.

Влад кивнул брату, мол, потом поговорим, и обернулся к Андрею. Широко улыбнулся.

-         Я положил лишний дукат в твой кошель. Вижу, ты человек честный – не только на словах. Молодец, выдержал испытание. Ответил бы по-другому – быть бы тебе рядом с вором. Уже и кол заготовили.

-         На все воля твоя, господарь. Ты в своей земле хозяин, я – твой гость и слуга.

Влад кивнул головой и на этот раз рассмеялся во весь голос.

-         Хорошо у тебя язык подвешен, купец. Ты у Матея в учениках ходил, али он у тебя? 

-         Хорошим купцом без хорошо подвешенного языка не быть, господарь.

-         Так что ты Венгрию вез, а Андрей?

-         Оружие. Ткани. Благовония турецкие.

-         Вот что эти собаки умеют делать, так это благовония... Хочу тебя за честность наградить, Андрей, потому что вижу – ты меня не боишься, но место свое знаешь. 

Влад бросил на стол кошель с золотыми монетами. Купец поклонился и принял дар господаря, еще раз улыбнувшись. Не гонись за малым, получишь большое – не раз любил говаривать его дед, многому научивший Андрея.

-         Привози свои товары завтра ко мне. Мыслю я так, что дамы наши будут рады шелкам, а бояре мои не побрезгуют оружием. Заплатят щедро.

-         Благодарствую, господарь.

-         Посмотрю, если хороший товар у тебя, будешь ко мне возить. Согласен?..

-         Да, господарь, - поклонился в пояс купец. – Я к осени с новым обозом идти буду...