Бойцы, растянувшись в цепь, серо-зелеными призраками бесшумно скользили по лесу, на мгновения замирая за толстыми стволами и настороженно осматриваясь, после чего перемещались вперед, к следующему дереву. В их плавном, и вместе с тем стремительном движении прослеживалась какая-то закономерность, которую Глеб никак не мог уловить.
Он неуклюже топал метрах в двадцати сзади, с огорчением рассматривая новые хромовые сапоги, с налипшими комьями грязи.
- Все в войну играют, - недовольно думал он, обходя лужи.
- Кто - то из местных сегодня утром заметил тут двух подозрительных мужиков, и теперь всю роту подняли по тревоге, и отправили прочесывать лес. Человек шестьдесят, и это чтобы двоих изловить. Ну, солдаты - ладно. А вот меня какой черт сюда занес? Мог бы спокойно в части остаться.
Это все старлей, Гаврилкин: - "Ну что, товарищ политрук, не желаете ли к нам присоединиться? Может, пострелять доведется. А то вы, наверное, разучились автомат в руках держать"?
И все это с такой гаденькой ухмылочкой заявляет, при рядовых и младшем комсоставе.
Почему командир роты его не взлюбил, сразу, с первого взгляда, можно было только догадываться. Но факт оставался фактом. Отношения между ними оставляли желать лучшего. Нет, конечно, Гаврилкин вел себя подчеркнуто вежливо и тактично, однако в его серых, глубоко посаженных глазах трудно было не заметить презрение и насмешку.
- И чем я ему не угодил? Тем, что в боевых действиях не участвовал, и пороха не нюхал? Так моей вины в том нет, что поздно родился. Конечно, при желании можно было добиться, чтобы еще в сорок четвертом призвали, а там глядишь, и на фронт попал бы. Рядовым. А так уже успел училище закончить, и звездочки получить. Теперь я лейтенант, а он Гаврилкин этот, хоть и всю войну прошел, только дослужился до старшего. Да я к его возрасту глядишь, полковником стану. Нет, я правильно поступил. Бендеровцев ловить, это не с фашистами сражаться.
Погруженный в свои мысли, Глеб не заметил, что солдаты застыли за деревьями, а сержант машет ему руками, корча страшные рожи.
От сильного толчка в спину он плашмя упал в липкую грязь. В тот же момент где - то рядом гулко застучал крупнокалиберный пулемет.
По стволу возвышающегося над ним дуба будто ударили большим деревянным молотком. На голову посыпались щепки и кусочки коры. Следующая очередь легла ниже, и пули с чавкающим звуком врезались в землю, взметнув перед лицом фонтанчики воды и грязи.
- Все! Это конец! - с ужасом подумал Глеб, поняв, что теперь пулеметчик не промахнется. Он представил, как тот слегка приподнимает ствол, совмещая рамку прицела с его так хорошо заметной на фоне опавшей листвы фигурой, и плавно нажимает спусковой крючок.
Сзади сухо затрещали автоматы, и в уши ударил грохот взрыва. Затем еще одного. Всем телом вжимаясь в мокрую, податливую землю, Глеб думал только об одном: как зарыться в нее полностью, с головой, чтобы не видеть и не слышать этого кошмара.
- Ну, что, герой! - вернул его к действительности раздавшийся над головой насмешливый голос командира роты. - Вставай, самое страшное уже позади. Если ты такой смелый, что в одиночку на пулемет пошел, чего же это дело до конца не довел? Скажи спасибо Поликарпычу. Он тебя от смерти спас, и схорон гранатами закидал. Если бы не он, тут, наверное, многие парни полегли бы. Ты ему бутылку поставь, когда домой вернемся!
Глеб поднялся, едва удержавшись на подкашивающихся ногах, и ошалело огляделся.
- Ты Серега, отстань от парня! - подошедший особист достал из кармана смятую пачку папирос, протянул ее старшему лейтенанту, и чиркнул зажигалкой. - Не видишь, что ли, он еще не пришел в себя. Что мы там имеем?
- Что имеем? - Гаврилкин глубоко затянулся, посмотрев на вывороченные из земли бревна наката полу засыпанной землянки, возле которой лежало несколько трупов, прикрытых плащ- палатками. - Четверых дохлых бендеровцев имеем. И один из моих парней погиб. Рядовой Котов. Две пули в грудь. Если бы не этот деятель, мы бы их тепленькими взяли.
- Ты мне всегда обещаешь хоть одного захватить живьем, - улыбнулся особист. - Да вот только у тебя это почему-то почти никогда не получается. Начальству это не нравится, Серега!
- Да пошел ты, Федя, подальше вместе со своим начальством! - Гаврилкин со злостью выбросил окурок, и плюнул под ноги. - Вам легко приказы отдавать. А я своими парнями рисковать не собираюсь. Получится - значит получится. А нет, - так и хрен с ними, с этими бандитами. Все равно их расстреляют!
- Ну ладно, ты только не кипятись. Лучше прикажи солдатам землянку обыскать, и трупы в машины отнести.
- Это еще зачем? Мы сейчас их в схорон скинем, землицей присыплем, и даже крестик соорудим, чтобы все было по-христиански.
- Нельзя! - особист посмотрел на своего собеседника, как на несмышленого ребенка. - Ты разве забыл, что эти трупы мы должны на центральной площади вашего городка на сутки на опознание выставить? Чтобы попытаться установить личности.
- Ох, и мерзопакостная у тебя служба!
- Не говори! - легко согласился Федор. - Уже давно подал рапорт, однако комбат об этом и слушать не желает, пока мы тут порядок не наведем.
Закурив, офицеры направились вслед за уныло бредущими к машинам солдатами.
Глеб, с сожалением взглянув на свою новенькую, насквозь мокрую, и измазанную в грязи шинель, поплелся следом.
- Вы не обидитесь, товарищ лейтенант? - спросил старшина роты, невысокий кряжистый мужчина лет сорока пяти, отставляя в сторону купленную Глебом бутылку коньяка, и разливая по стаканам разбавленный спирт. - Помянем раба божьего, Павла Котова, пусть земля ему будет пухом!
Все молча выпили. Разговор не клеился. Сотрудник особого отдела, капитан Нестеренко, сославшись на неотложные дела, поднялся из-за стола, и попрощался.
- А погода так и шепчет, займи, но выпей! - деланно бодрым голосом заявил Гаврилкин, выходивший проводить его до машины. - Ветер такой холодный, и все небо в тучах. Не иначе, к утру снег пойдет.
Зябко потирая руки, он присел к столу, потянувшись за папиросой: - Да и пора уже. Ноябрь на исходе.
- Ну что, мужики, давайте еще по одной накатим? - без всякого перехода добавил он, разливая спирт по стаканам. - За тебя, Поликарпыч! За то, что ты политрука нашего спас.
- Да это не я. Это его Бог спас, - смутился старшина, поднимая стакан. - Возьми этот бандит прицел немного повыше...
- А ты что, в бога веришь? - перебил его младший лейтенант Панин, командир первого взвода.
- Верю, Вася! С сорок третьего года. Когда на Малую землю высаживались, в сейнер наш снаряд угодил. Да так удачно, что эта посудина в момент ко дну пошла. А нас в трюме - как селедок в бочке. Я к люку кинулся, а его взрывом заклинило. Что я только не делал, не могу открыть, и все тут. А вода прибывает. Уже захлебываться начал. И тогда я вспомнил, что крещеный, и крестик на груди нащупал. Начал молиться. Шептать молитвы, которые знал. А точнее - не знал. Так, вспоминал только отдельные фразы.
Потом сознание потерял, а когда в себя пришел - плаваю на поверхности, намертво вцепившись в какую-то доску. Вода ледяная. Дело это было в феврале. И тут опять Всевышний помог. С катера, который рядом проходил, меня заметили, и на борт подняли. Хотя тьма вокруг стояла кромешная. Как выжил, до сих пор не пойму. Одно сказать могу - тут без божьей помощи не обошлось.
Старшина рассеянно посмотрел на зажатый в руке стакан, и опрокинул его в рот.
- Не знаю, как вам тогда удалось спастись, товарищ старшина, - вклинился в разговор Глеб, - да только бог тут не причем. Потому, как нет его! А вам, товарищи, стыдно должно быть! Ведь вы все командиры. Вам партия воспитание солдат доверила. А вы сидите, уши развесили, и слушаете такую чушь.
- Заткнись, политрук! - резко оборвал его командир роты. - Мы на поминки собрались, а не на политинформацию!
- А почему это вы мне рот затыкаете, товарищ старший лейтенант?! - Глеб почувствовал, что уже не может сдержаться, и сейчас выскажет этому человеку все, что о нем думает.
- Вы, как коммунист, должны поддержать меня в этом вопросе, и помочь бороться с мракобесием.
- Кто тебе сказал, что я коммунист? - на лице командира появилась мрачная ухмылка.
- А как же иначе? Как вам тогда роту доверили? - растерялся Глеб.
- Сам не пойму.
В голосе Гаврилкина политрук уловил знакомые насмешливые нотки.
- В сорок первом полк доверяли - и ничего, справлялся. А потом в плен попал. Правда, через неделю сбежал, и около трех лет партизанил, однако этот факт никого не интересовал. Разжаловали в рядовые, и отправили на передовую. А ты, лейтенант, не смей со старшими таким тоном разговаривать! Надо же, задумал Поликарпыча, который тебе в отцы годится, жизни учить!
- Должность у меня такая, товарищ старший лейтенант - политрук! - Глеб почувствовал, что начинает успокаиваться. - Я воинствующий атеист, и должен нести это учение в массы.
- Я одного не понимаю, - старшина задумчиво посмотрел на тлеющий огонек папиросы.
- Вот вы, лейтенант, в Бога не верите. Ну и что? Ведь это ваше личное дело. Зачем же другим свои убеждения насильно навязывать? Политзанятия проводить, зачеты по работам Ленина и Сталина устраивать?
- Вот вы как заговорили! - насупился Глеб. - А ведь вы должны населению освобожденных территорий преимущества социалистического строя разъяснять.
- А они есть, преимущества эти? - с иронией поинтересовался Гаврилкин.
- Ты вот с жителями этого городка побеседуй, когда им лучше жилось, до войны, при поляках, или теперь, когда эти территории к нам отошли? Что-то им не очень нравится наш строй, если они против нас поднимаются.
- Как вы можете так про наш строй говорить, если сами за него с оружием в руках сражались?!
- Да я не за строй сражался, а за Родину! - почувствовав, что сказал лишнее, старший лейтенант осекся, и замолчал.
- Где хоть его похоронят? - спросил Панин, чтобы разрядить обстановку.
- Место хорошее подыскали, почти в центре кладбища, - оживился Гаврилкин, - ребята уже и могилку выкопали. Это Воронова, как собаку, за оградой зарыли.
- Почему? - Панин удивленно посмотрел на командира.
- Большая часть населения тут верующие, а у них отношение к самоубийцам особое.
- А что с этим Вороновым случилось? Я фамилию слышал, а подробности о его смерти почему-то никто не рассказывает.
- Слушай, раз такой любопытный. Андрюша у нас интеллигентом был. Учился в институте. А потом бросил, и подал заявление в военкомат. Это произошло в начале сорок пятого. На фронт, как хотел, не попал. Закончил курсы "Выстрел", вышел оттуда младшим лейтенантом и получил назначение ко мне в роту. Парень был умный. Умный, и серьезный. Я его своим заместителем сделал.
А тут, это пару месяцев назад случилось, ночью местные донесли, что видели, как подозрительный мужик в один из домишек на окраине зашел. Взял Андрей солдат, и бросился туда. Бандит скрыться успел, однако при обыске и оружие нашли, и прокламации с призывами против советской власти. Хозяйку этой халупы задержали. Андрей с ней в штабе побеседовал, и отпустил на все четыре стороны. Как потом объяснил, не привык мол воевать с женщинами. К тому - же она беременной оказалась, на пятом месяце. А мужик, что ночью приходил - ее муж. Неужели она могла выставить за дверь законного супруга?
К обеду особисты подкатили. Как узнали, что Андрей эту бабу отпустил, выматерили его по первое число, а затем к ней домой помчались. Ее конечно, к тому времени и след простыл, что впрочем, их не очень расстроило. Собак пустили, и к вечеру вышли к землянке, в которой бандиты скрывались. Те отстреливаться начали, ну мои ребята их и положили. И бабу эту беременную в том числе. В общем, все как обычно.
Про этот случай все уже начали забывать, а тут приехал Федор со своими орлами. Он, оказывается, получил приказ о задержании пособника бендеровцев гражданина Воронова. Причем, клятвенно меня заверил, что приказ этот поступил из штаба дивизии, куда кто-то из наших настучал. А Андрей, как увидел в окошко, что за ним пришли, пустил пулю себе в висок. Вот и вся история.
- Трусом, он оказался, - авторитетно заявил Глеб, доставая из лежащей посреди стола пачки последнюю папиросу. - Ответственности испугался.
- Трусом? - переспросил Гаврилкин, скручивая козью ножку. - Нет, трусом он не был. А тебе, политрук, прежде чем в адрес других такие обвинения выдвигать, я бы рекомендовал на себя посмотреть. Небось сдрейфил, когда под пулеметом лежал?
- Я?! Сдрейфил?! - запальчиво воскликнул Глеб. - С чего вы взяли? Просто растерялся немного.
- Ясное дело, испугался, - поддержал командира Поликарпыч. - Да и как тут не испугаться, когда по тебе с двадцати метров из пулемета лупят? И мне было страшно. Кому же хочется умирать? Однако в тот момент, когда он прекратил стрелять, я почему-то подумал, что у него кончилась лента, или перекосило патрон, значит, успею вскочить, и бросить гранату.
- Так! Теперь мне все понятно! - Глеб плеснул себе пол стакана спирта, и опрокинул в рот, даже не почувствовав вкуса.
- Выходит, вы все считаете меня трусом? Но ничего, я вам докажу, что вы ошибаетесь. Я представлю вам возможность убедиться и в моей храбрости, и в том, что бога нет. Возьму десяток гранат, пойду на кладбище, разнесу по камням часовеньку, а потом могилы бендеровцев с землей сравняю. Если бог есть - он меня накажет, но если я вернусь целым и невредимым, вы в потусторонний мир перестанете верить. Ну что, по рукам?
- Ты, политрук, видимо перебрал. Да за такое богохульство против нас ополчится все местное население. Командованию пожалуются, и у тебя будут такие неприятности, что на своей карьере можешь сразу крест поставить, - усмехнулся Гаврилкин, считая высказывание Глеба глупой шуткой. - С мертвыми воевать легко. А ты вот с живыми попробуй!
- А что, товарищ старший лейтенант, - внезапно подал голос Панин. - Пусть сходит. Конечно, часовеньку трогать не нужно, а вот могилу Вурдалака с землей сравнять, не помешало бы.
- Вурдалак? - слегка заплетающимся языком переспросил Глеб. - Это еще кто такой?
- Да был тут полицай один. Садист, каких свет не видывал. Все местное население его ненавидело. И когда пол года назад мы его взяли, по просьбе общественности принародно на площади повесили, а потом в дальнем углу кладбища прикопали. Даже креста на могилу не поставили. - Поликарпыч, привстав, разлил остатки спирта.
С трудом проглотив обжигающую жидкость с мерзким запахом резины, Глеб понял, что этот стакан был явно лишним.
- Вурдалакам положено на могилы не кресты ставить, а осиновые колья забивать, - с видом знатока заметил он, с трудом проглатывая подступивший к горлу ком. - И я это сделаю. Где его могила?
- А может не стоит? - попытался образумить его Поликарпыч. - Выпили вы прилично. Да и поздно уже. Первый час ночи.
- Ничего, пусть сходит, - неожиданно поддержал Глеба Гаврилкин. - Только гранаты с собой брать не смей! Кол сейчас подыщем. А поутру, когда Котова похороним, мы на могилку к Вурдалаку наведаемся, и посмотрим, стоит там кол, или ты перепугался, и с пол пути вернулся.
- Тогда я пошел, - Глеб встал, и направился к выходу, неожиданно остановившись около двери.
- Не знаю, что надеть. Шинель свою я застирал, и она еще не высохла, а на улице холодно. И не могли бы вы мне несколько папиросок на дорожку дать? - он покосился на лежащий посреди стола кисет и клочки газеты. - Я махорку не курю.
- Насчет шинели, вы товарищ лейтенант, не волнуйтесь. Я вам сейчас что - нибудь подходящее в каптерке подберу. - Старшина поднялся, доставая из кармана связку ключей.
- А вот с папиросами сложнее. У нас все припасы кончились, а магазины, сами понимаете, закрыты.
- Этот вопрос мы сейчас решим, - Гаврилкин запустил руку в карман кителя. - Ты политрук узбекские папиросы никогда не пробовал? Меня Амирханов угостил. Ему на днях посылку из дому прислали. Да ты все забирай. Всю пачку. Я лучше самосад покурю, чем эту дрянь.
Слегка пошатываясь, Глеб шагал по улице, путаясь в длинных полах. Шинель была старой и мятой, с несколькими аккуратно заштопанными дырочками, тянущимися наискосок от левого плеча к нижнему углу правой лопатки, и немного великовата, однако ничего более подходящего на складе не оказалось. Кол он держал в руках, опираясь на него, как на посох, а вот топор пришлось сунуть за ремень, и теперь при каждом вдохе обух немилосердно давил на ребра.
- И какой черт меня за язык тянул, - успев немного протрезветь, думал Глеб, сворачивая за угол.
- Теперь придется переться через половину городка на это чертово кладбище. Зато, когда завтра, а точнее, уже сегодня утром Гаврилкин увидит на могиле Вурдалака вбитый кол, убедится, что я не трус! Нет, не зря я на эту авантюру согласился. Я ему, гаду, докажу!
Выйдя на площадь, он остановился, и достал папиросу.
- Действительно дерьмо! - Глеб выдохнул густую струю дыма со странным запахом сосновой хвои. - Трава, она и есть трава. Как только узбеки такую дрянь курят?
Он глубоко затянулся. Перед глазами все поплыло, и чтобы не упасть, он ухватился рукой за забор. Головокружение стало проходить, и Глеб направился в сторону костела, темной громадой возвышающегося в противоположном конце площади.
- Эй, служивый! Выпить не желаешь? - хриплый голос заставил его повернуть голову. На невысоком помосте в центре площади сидели четыре человека, один из которых держал в руках бутылку.
- Вы что тут делаете? - сурово спросил Глеб, подойдя поближе.
- Сам видишь, пьем, - улыбнулся щербатым ртом один из них, у которого вместо ног болтались короткие обрубки, с торчащими из - под струпьев обломками костей. - И тебя можем угостить.
- Так, мужики! Валите по домам, покуда вас патруль не задержал!
- А у нас дома нет, служивый, - оскалился его сосед в глубоко натянутой вязаной шапочке с помпоном, под которой угадывались очертания странно деформированного черепа.
- Мы бродяги. Здесь переночуем, а поутру дальше тронемся, к своему последнему пристанищу, - добавил парень в телогрейке, с отовсюду торчащими клочьями ваты, будто ее долго и старательно рвали собаки.
- Выпей с нами, чего стесняешься? - он протянул Глебу наполовину пустую бутылку, неловко зажав ее двумя сохранившимися на кисти пальцами.
- Да пошли вы ... - едва сдержав готовое сорваться с губ ругательство, Глеб повернулся, и, пошатываясь, направился к костелу.
- Куда Гаврилкин смотрит? - раздраженно думал он, с трудом подавляя подступившую к горлу тошноту. - Ведь комендантский час никто не отменял, а тут в самом центре, на виду у всех пьянствуют какие-то уроды. И ни одного патруля поблизости нет.
- Стой! Руки вверх! - от резкого окрика Глеб вздрогнул, и выронил кол.
От стены костела отделились три темные фигуры. В глаза ударил луч мощного фонаря.
- Это вы, товарищ политрук? Что с вами? Вам плохо? Это я, сержант Лисичкин. Узнали? - Сержант направил фонарь себе на лицо. - Может вас домой проводить?
- Сам как нибудь доберусь. А ты, сержант, лучше займись своим делом. Вон, на площади, какие - то забулдыги пьянствуют, а вы тут прохлаждаетесь.
- На площади? - удивился сержант, коротко кивнув стоящим за спиной Глеба солдатам, бросившимся выполнять приказание. - Да ведь мы проходили там только что. И не заметили ничего подозрительного.
- Ты что, Лисичкин, меня за сумасшедшего принимаешь?
- Никак нет, товарищ лейтенант, - вытянувшись по стойке смирно, отчеканил сержант. - Сейчас мои парни этих алкашей задержат. Пойдемте, посмотрим, кого там черти принесли.
Повернув за угол, они лицом к лицу столкнулись с возвращающимися солдатами.
- Товарищ лейтенант! - вскинул руку к ушанке тот, что был повыше ростом. - По вашему приказанию...
- Короче, рядовой! - недовольно поморщился Глеб.
- Мы площадь осмотрели, - несколько смутившись, произнес парень, - и ничего подозрительного не обнаружили. - Только трупы бендеровцев, которые вчера для опознания выложили. А больше никого. И следов никаких, кроме ваших, там нет.
С некоторым удивлением Глеб огляделся. С неба, затянутого низкими светло - серыми тучами, срывались редкие снежинки, успевшие тонким слоем покрыть мерзлую землю, на которой темнели следы сапог.
- Может действительно померещилось? - подумал он, поднимая кол.
- Товарищ политрук, - неуверенно произнес сержант, - разрешите, мы вас проводим до дома? Время позднее, а в окрестных лесах полно бандитов.
- И этот меня тоже трусом считает, - с огорчением понял Глеб, и, попытавшись придать голосу уверенность, отрубил: - Выполняйте свою задачу! Я советский офицер, и мне не пристало ходить по своей земле с охраной!
Резко повернувшись через левое плечо, он решительно шагнул вперед, чувствуя спиной удивленные взгляды красноармейцев.
- Ну вот, почти добрался. - Политрук остановился посреди гравийной дороги, пересекающей заметенное снегом поле, в конце которого темнела дубовая роща. - До кладбища отсюда не более километра.
Он полной грудью вдохнул свежий морозный воздух, чувствуя себя почти трезвым.
- Сейчас перекурю, сделаю свое дело, и быстренько домой. Может, еще удастся часок - другой покемарить.
Зажав кол под мышкой, Глеб достал из кармана папиросу. Сделав несколько глубоких затяжек, он чертыхнулся, возмущаясь дерьмовым качеством табака, и с удивлением огляделся вокруг. Ему неожиданно показалось, что стало светлее. Все окружающее выглядело теперь четче и контрастнее, как будто исчезла пелена перед глазами. Он тряхнул головой, и бодрым шагом двинулся вперед.
- Это еще что такое? - удивился Глеб, неожиданно заметив уныло бредущую навстречу фигуру.
- Похоже, кто-то из наших. И к тому же, изрядно навеселе. Наверное, возвращается от бабы после весело проведенной ночки. Однако в той стороне нет никаких населенных пунктов. Только кладбище.
Внезапно Глеб почувствовал холод под ложечкой.
- Чушь какая! - усмехнулся он, пытаясь побороть страх.
- Покойники по дорогам ночами не разгуливают!
Собрав в кулак всю свою волю, он сделал шаг вперед, оказавшись лицом к лицу с солдатом, одетым в старенькую полевую форму.
- Стой! Ты что, так наклюкался, что ничего не видишь дальше своего носа? Или забыл, как нужно отвечать, когда к тебе обращается старший по званию?!
- А... это вы, товарищ политрук, - тихо произнес солдат, и в его лишенном интонаций голосе Глеб не уловил ни удивления, ни испуга.
- Какого лешего ты тут шляешься?
- Да вот, ходил на кладбище, посмотреть на свою могилку.
- Ты что мне голову морочишь! Как фамилия?
- Котов. Рядовой Котов из третьего взвода.
- Ты что, издеваешься!? Котов вчера погиб!
- Ну да, конечно погиб. А если бы я был живым, зачем мне могилка?
- Да ты пьян в дымину! - Глеб едва не задохнулся от возмущения. - Иди в казарму, проспись, а утром ты у меня за свои глупые шутки получишь на всю катушку!
Ничего не ответив, солдат медленно побрел в сторону города.
Выбросив окурок, Глеб оглянулся. Дорога была пуста.
- Господи! - прошептал политрук, холодея от ужаса. - Я схожу с ума. Или уже сошел. Сначала принял мертвых бендеровцев за пьяных, теперь вот Котов померещился. А померещился ли? Ведь вот он только что тут, рядышком стоял. Неужели привиделось? А может и правда вернуться, пока не поздно?
Схватив кол, как копье, он быстрым шагом пошел назад.
- Что я делаю? Ведь мне нужно на кладбище, - с удивлением подумал политрук, внезапно остановившись возле крайних домов. - Ах, ну да, я хотел этого солдата догнать. Зачем? А может, это и не солдат был? Тогда кто, покойник что - ли? Куда же он запропастился? Ведь едва ноги волочил.
Глеб прислушался. Вокруг стояла мертвая тишина, которую время от времени нарушал доносящейся издалека тоскливый собачий вой.
- Наверное, действительно мне все это почудилось с пьяных глаз, - подумал он, решительно направляясь к конечной цели своего маршрута.
- Куда торопишься? - остановил Глеба знакомый голос, донесшийся от распахнутых ржавых ворот. - Присядь, расскажи, что там у вас новенького? А то мне тут одному так скучно.
От неожиданности Глеб вздрогнул и замер.
- А, это ты Андрей? - спросил он внезапно охрипшим голосом, разглядев на скамейке возле сложенной из позеленевших от времени камней кладбищенской ограды сгорбленную фигуру.
- Я. Кому же еще? Да ты меня Глеб не бойся, я не кусаюсь. Присядь на минутку, отдохни. - Воронов смел снег с лавочки. - Тебе спешить не стоит.
- Это тебе уже торопиться некуда! - окрысился Глеб. - А я собираюсь домой пораньше вернуться, чтобы успеть поспать.
- Эх, политрук! - тяжело вздохнул его собеседник. - А ты совсем не изменился со времени нашей последней встречи. Такой же самоуверенный. И даже не пытаешься проанализировать происходящее.
- А что происходит? - Глеб с некоторым интересом взглянул на бывшего сослуживца.
- Скажи, а почему ты считаешь, что вернешься?
- А как же иначе? Что со мною может случиться? Мертвяки съедят что - ли? - улыбнулся Глеб, чувствуя, что начинает успокаиваться.
- Или Вурдалак кровь высосет? Так у меня для него осиновый кол припасен, а если даже он не поможет, еще топор и табельное оружие есть. Полагаю, как нибудь справлюсь. Почему это ты думаешь, что я тут останусь навсегда?
- Я не думаю, я знаю, - грустно улыбнулся Андрей. - А кол твой, кстати, не осиновый, а дубовый. Впрочем, это никакого значения не имеет. Этого выродка Вурдалаком народ прозвал не за то, что он человеческую кровь пил, а за его изощренную жестокость. Нет, политрук, тебя ни он, ни другие покойники не тронут. Они зла причинить уже никому не могут.
Ты сам себя погубишь. Умрешь от страха. Ведь ты, Глеб, в душе трус, и боишься в этом признаться даже самому себе. А трусам на кладбище по ночам ходить не рекомендуется. К тому же, ты в Бога не веришь, следовательно, к нему за помощью обращаться тебе вроде и не пристало. А кроме него тебе здесь никто не поможет.
- Злорадствуешь? Собираешься за тот случай отомстить? Так вот, знай, ничего со мной не произойдет! Назло тебе вернусь целым и невредимым, именно потому, что ни в бога, ни во всякую другую нечисть, вроде тебя, не верю! - политрук закурил, без особо удивления взглянул на пустую, заметенную снегом скамейку, и уверенно направился к воротам.
- Где мне теперь искать эту чертову могилу? - с раздражением думал Глеб, шагая по центральной аллее.
- Старшина говорил, что в конце нужно повернуть направо, и пройти по дорожке метров тридцать. Слева будет могильный холмик без креста.
Он шел, стараясь не обращать внимания на встающие поодаль закутанные в саван фигуры, доносившиеся со всех сторон поскрипывания, шорохи, вздохи и стоны, на сиреневый флюоресцирующий туман, сгущающийся вокруг темного здания часовни.
- Все это мне кажется. Только кажется. Ничего этого на самом деле нет, и быть не может, - убеждал он себя, чувствуя, как начинает чаще колотиться сердце, и на лбу выступает холодный пот.
- Здравствуйте, пан офицер!
Удивленно подняв голову, Глеб взглянул на молодую женщину с заметно округлившимся животом.
- Хотите, я вас провожу? Я знаю это кладбище, как свои пять пальцев.
- Пойдем, Мария! - вышедший из-за дерева мужчина взял женщину под руку. - Пан офицер и сам дорогу отыщет. Тут заблудиться невозможно.
Глеб поймал себя на мысли, что хочет перекреститься. С трудом поборов это внезапно возникшее в мозгу желание, он тряхнул головой. Аллея была пуста.
- Чертовщина какая - то; призраки, голоса, видения! Кому об этом расскажу - не поверят. Неужели я до такой степени напился, что всякая хренотень мерещится? - тихо бормотал Глеб, крепко сжимая в потной ладони кол.
- Фу, кажется уже близко! Вон и конец аллеи, а там, как говорил старшина, нужно повернуть направо. Теперь надо смотреть внимательно, чтобы не пропустить нужную могилу.
Внезапно Глеб почувствовал, что за ним наблюдают. Он огляделся и неожиданно метрах в десяти, возле стены увидел средних лет мужчину, одетого в ненавистный мундир мышиного цвета с повязкой полицая на рукаве. Незнакомец злорадно ухмыльнулся, оскалив длинные клыки, с которых срывались крупные капли крови. Его взгляд излучал ненависть. Дикую, холодную ненависть, тяжелыми волнами растекающуюся в морозном воздухе. Глеб выронил кол, и трясущейся рукой потянулся к кобуре. Видение исчезло.
- Господи! Да что же это такое? - политрук тяжело дышал, чувствуя, как бешено колотится сердце. - Может, действительно уйти от греха подальше? Нет, уже наверное поздно. Ведь этот мерзавец скрывается где - то рядом. И если я к нему повернусь спиной - набросится сзади. Теперь у меня один путь - вперед.
- А чего это я, собственно говоря, испугался? Ведь он безоружен. А у меня и кол, и топор, и пистолет. Целый арсенал. Да неужели я не разделаюсь с этой сволочью?
Почувствовав, как уходит страх, Глеб наклонился, и поднял кол, а затем, подумав, достал из - за пояса топор.
- Ну, где ты там прячешься, дерьмо собачье! - крикнул он. - Выходи, поговорим! Что, испугался? Притаился в своей могиле, и дрожишь там, под землей, как заячий хвост? И правильно делаешь! Сейчас тебе наступит конец!
С колом наперевес политрук ринулся вперед.
- Спасите меня, товарищ лейтенант! - тихий шепот раздался, как ему показалось, прямо под ногами. - О, как мне страшно и больно! Очень больно! Спасите меня, пожалуйста!
Глеб остановился, и посмотрел вниз. Голос доносился из могилы, на которую он едва не наступил. Он присел на корточки, и чиркнул спичкой, вчитываясь в расплывчатый текст таблички, прибитой к маленькому крестику.
- "Федорчук Оксана. 1922 - 1943", - с трудом разобрал он полустертую корявую надпись, сделанную химическим карандашом.
Внезапно все вокруг заволокла серая пелена, и Глеб оказался в подвале, тяжелый, затхлый воздух которого, казалось, был пропитан ужасом и болью. Тусклый свет запыленной лампочки, на длинном шнуре свисающей с потолка, отбрасывал на стены с местами облупившейся штукатуркой причудливые тени, напоминающие кровожадных монстров.
- Камера пыток, - внезапно понял он, содрогаясь от омерзения.
В углу мрачного помещения, развалившись в кресле, сидел гестаповец, пожирающий похотливым взглядом обнаженное тело девушки, подвешенной за руки к вмурованному в потолок кольцу. Веревочная петля глубоко впилась в запястья, и кисти рук со слегка согнутыми пальцами посинели.
Фашист встал, и подошел к столу, на одной половине которого были аккуратно разложены зловеще поблескивающие хирургические инструменты, а на другом стояла бутылка коньяка и пузатый бокал на длинной ножке. Наполнив бокал до краев, он сделал несколько маленьких глотков, затем закурил, с явным интересом рассматривая пленницу. Его взгляд на мгновение задержался на небольшой груди, ребрах, выступающих из под тонкой кожи, втянутом животе, темном треугольнике волос, длинных стройных ногах, изящных стопах, всего на несколько сантиметров не достающих пола.
Подойдя вплотную, он глубоко затянулся, и выдохнул густую струю дыма в лицо своей жертве. Девушка встрепенулась, и открыла глаза, с ненавистью взглянув на своего мучителя.
- Все готово, герр офицер.
Мужчина в форме полицая поднялся с корточек, держа в руках гудящую паяльную лампу.
- Можно начинать.
Гестаповец вернулся на свое место, и уселся, поставив бокал на подлокотник, как зритель театра в предвкушении захватывающего зрелища.
- Скажи, для какой цели предназначалась взрывчатка, найденная у тебя в сарае?
Девушка молчала, широко раскрытыми от ужаса глазами взирая на стоящего возле стола полицая.
- Приступай! - махнул рукой офицер, не в силах оторвать взгляда от беспомощной пленницы, которая, покрываясь потом, забилась, словно пойманная на крючок рыба.
На лице Вурдалака появилась зловещая ухмылка. Он не спешил, с наслаждением наблюдая, как извивается его жертва, пытаясь хотя бы на несколько мгновений отсрочить начало пытки. Наконец она затихла, и обмякшее тело вытянулось.
Палач сделал шаг вперед, и поднял паяльную лампу. Короткий конус голубого гудящего пламени коснулся тугой груди. Девушка вздрогнула, по перепонкам ударил дикий, нечеловеческий крик.
Ухмыльнувшись, Вурдалак медленно, с наслаждением взирая на мучения своей жертвы, опустил лампу несколько ниже, и яростное пламя лизнуло нежную кожу грудной клетки, которая прямо на глазах чернела и лопалась, обнажая ребра. Крик оборвался. Голова упала на грудь, и загорелись длинные волосы, которых коснулся огонь. По комнате поплыл удушливый запах горелого мяса. Содрогаясь от рвотных позывов, немец вскочил, и, выронив бокал, зажал обеими руками рот, и бросился к двери.
- Что не нравится, герр офицер? - прошептал ему вслед полицай, ставя паяльную лампу на стол.
- Чистоплюй хренов! Привык командовать, а всю грязную работу я должен выполнять.
Схватив со стола бутылку, он сделал несколько жадных глотков, и взял длинный, острый как бритва, ампутационный нож.
- Сейчас ты мне все расскажешь! Соловьем запоешь! - узкое блестящее лезвие легко вошло между ребер. - Молчишь сука?!
Точно выверенным молниеносным движением он вспорол крест накрест переднюю брюшную стенку, с наслаждением наблюдая, как выползают из зияющей раны розовые петли кишечника.
- И не таким языки развязывали! - он кромсал покачивающееся на веревке тело, на глазах превращающееся в бесформенный кусок мяса, все больше возбуждаясь от этого зрелища, и не замечая тонких струек крови брызжущих в лицо из пересеченных артерий.
- Что, так и не хочешь со мной побеседовать? - запустив окровавленную лапу в остатки волос, Вурдалак запрокинул голову девушки назад, внимательно вглядываясь в искаженное гримасой боли и ужаса лицо с неестественно широкими зрачками. Затем, взяв со стола небольшой топорик, которым хозяйки разделывают мясо, обезглавил мертвое тело.
- Садист! Изверг! Нелюдь! - вскричал Глеб, полностью потеряв чувство реальности. - Сейчас ты у меня, получишь сволочь!
- Спаси нас, солдат! - тихо шептали столпившиеся у него за спиной призрачные белые фигуры.
- И у кого хватило ума похоронить палача в окружении его жертв? - думал политрук, останавливаясь возле едва приметного холмика, припорошенного снегом.
Склонившись над могилой, придерживая кол левой рукой, он принялся бить по нему обухом топора, с удовлетворением отмечая как после каждого удара кол на несколько сантиметров уходит в замерзший грунт.
- Ну, вот и все! - политрук вытер пот со лба и распрямился, любуясь проделанной работой.
Над кладбищем повисла тишина. Гнетущая, зловещая тишина, не предвещающая ничего хорошего.
- Чего замолчали? - пытаясь побороть холодящее чувство ужаса, Глеб шагнул назад, оборачиваясь к безмолвно застывшим за спиной призракам.
Тотчас холмик бесшумно взорвался, разбросав в стороны мерзлые комья, и из разверзшейся под ногами черной дыры появился Вурдалак, костлявой рукой схватив его за полу шинели.
- Теперь не уйдешь! Я тебя с собой утащу! - хрипел полицай с выпученными глазами, вывалившимся языком и пересекающей шею странгуляционной бороздой, второй рукой пытаясь дотянуться до горла.
Вздрогнув от страха, политрук взмахнул топором. Не встретив сопротивления, топор со свистом рассек стылый воздух, и, выскользнув из потных ладоней, отлетел далеко в сторону, тихо звякнув о мерзлую землю.
- Что, не получилось? - злорадно шептал Вурдалак, смыкая пальцы с длинными, загнутыми ногтями на шее своего врага.
Дрожащей рукой Глеб потянулся к кобуре, но в этот момент дыхание перехватило, и он, судорожно ловя широко раскрытым ртом воздух, лицом вниз повалился на восставшего из могилы мертвеца.
Не успело смолкнуть испуганно заметавшееся среди деревьев эхо нестройного залпа, спугнувшего стаи ворон, над кладбищем поплыла торжественная мелодия государственного гимна.
Опустив гроб в могилу, солдаты взялись за лопаты. Гаврилкин, первым бросивший в яму комок мерзлой земли, отошел в сторону, и, натянув на голову шапку - ушанку, закурил, мрачно осматриваясь вокруг.
- Что командир, политрука ищешь? - спросил старшина, останавливаясь рядом. - Его здесь нет. И никто его с утра не видел. Как бы с ним не произошло чего.
- А что с ним может произойти? Выпил вчера лишнего, и спит теперь сном праведника.
- Дай бог, чтобы все именно так и было. Вот только мне почему - то в это не верится, - тяжело вздохнул старшина.
- А ты знаешь, командир, что мне сегодня утром Лисичкин доложил? Они политрука ночью возле костела повстречали. И как сержанту показалось, у того что-то произошло с головой. Начал буровить, что мертвые бендеровцы на площади водку распивают, а потом схватил кол, и направился в сторону кладбища.
- И что из того? Ты серьезно Поликарпыч думаешь, что он дошел? Он ведь трус, политрук наш, и я уверен, что он вернулся с пол пути.
- А если не вернулся? Ты, Сергей, как хочешь, а я схожу, проверю. Тут недалеко.
Старшина решительно направился в сторону центральной аллеи.
- Погоди, я с тобой, - выбросив окурок, Гаврилкин пошел следом. - Ведь это я его подбил на эту авантюру.
- Да - а... Ну и дела.., - растерянно протянул он, разглядывая лежащий навзничь рядом с глубоко вбитым в землю колом слегка припорошенный снегом труп. - Ты Поликарпыч вот чего... Быстренько дуй назад, и пришли солдат, пока они не успели уехать. И пусть захватят плащ - палатку.
- Выходит он, политрук наш, к этому делу отнесся на полном серъезе. Шутки не понял, - вслух рассуждал Гаврилкин, снимая головной убор.
- А я - то козел, ему еще эти дурацкие папироски с маковой соломкой подсеял. После этого, видать, у него крышу и снесло окончательно. Кстати, а где они?
Засунув руку в карман шинели покойника, он достал измятую, наполовину пустую пачку, и, скомкав, закинул ее далеко за ограду.
- Так будет лучше. А то, особисты, которые будут расследовать этот случай, начнут задавать ненужные вопросы. Я выкручусь, а вот Амирханову за такие вещи точно голову оторвут.
Как же тебя политрук угораздило здесь окочуриться? Покойничков испугался? А почему назад не вернулся?
- Неужели это божья кара?! - Гаврилкин невольно вздрогнул, вспоминая вчерашний разговор.
- Так что, выходит Бог все же есть, раз он тебя так сурово наказал?
- Разрешите, товарищ старший лейтенант?
Раздавшийся за спиной голос заставил его резко обернуться.
- Да конечно. - Погруженный в свои мысли, он не заметил подбежавших солдат, и, стыдясь этого, поспешно отступил в сторону.
- Давайте братцы! - скомандовал не успевший отдышаться от быстрого бега сержант, переворачивая труп на спину.
- Вот те раз! И как это он умудрился?
Гаврилкин перевел взгляд с растерянно склонившихся над покойником солдат на полу шинели, намертво пригвожденную к могильному холмику глубоко забитым колом.
10